Категории

Читалка - Дорога к дому


рядом с ней. Его рука лежала у нее на животе. Похоже, он спал. Темная матовая кожа его тела, мелькавшая перед ней через густые ресницы, восхищала ее, и в то же время она пугалась и стеснялась этого. Не пожалеет ли она? Неужели она сбросила последнюю завесу и добралась до этого человека рядом? Так почему это волновало ее, тревожило? Она поцеловала его.

Ее мысли наполнили сотни лиц… Киеран, Чарли, Генри… все они не шли ни в какое сравнение с тем приятным возбуждением, которое она испытывала сейчас. Амбер. Все ее тело было преисполнено странного чувства гордости. Амбер была не единственной, кто пересек ту границу, о существовании которой Бекки даже не подозревала до недавнего времени. После пяти лет жизни в Африке она увидела, что на этом-то все и строилось, это поддерживалось, несмотря на теорию будущего и замечательного, великолепного радужного народа, который должен был родиться во всей южной Африке. Ирония судьбы в том, что нет никакого радужного народа; и никогда не будет, пока существует табу с обеих сторон. Но она сделала это. Она отличалась от них — она протянула руку и коснулась его; коснулась и пошла дальше, переступив границу, которую никто не смел переступать.

Именно она.

95

Амбер сложила письмо от Бекки и опустила руки. Она прикусила губу. Откуда пошло это желание делать все так же, как она? Соревноваться с ней во всем? Насколько она помнила, они с Бекки никогда не говорили о расовой принадлежности Танде. О религии да… еще тогда, когда она хотела сменить веру, а Танде отговорил ее, она, Бекки и Мадлен долго разговаривали однажды ночью в один из тех редких случаев, когда все трое были вместе. Бекки, если ей не изменяла память, не проявляла особого интереса и понимания к той ситуации. Все, что она тогда говорила, сводилось лишь к вопросам — что Амбер будет носить, откуда возьмет свои любимые журналы. А теперь это. Она снова посмотрела на письмо у нее в руке. О, Бекки. Похоже, она ввязалась во что-то, думала Амбер, чего она сама не

понимала. Будто переспать с чернокожим было каким-то огромным достижением. Особенно с женатым чернокожим. Она вздохнула и положила письмо в карман. Она подошла к окну и выглянула. Дети плескались в бассейне со своими тремя друзьями; она улыбнулась. Удивительно, сколько шума от пятерых детей. Она стояла у окна, глядя на них; Бама, их няня, приглядывала за ними со своего привычного места под тенью палисандра; она улыбалась, немного устав от акробатических трюков, которые Сиби и девочки вытворяли перед ней на зависть Лии, сидящей в надежных руках Бамы.

Она отвернулась от окна и медленно пошла вниз. Дому был почти год. Они с Танде построили его сами от начала до конца. Амбер, которая никогда не уделяла особого внимания своему жилью, требуя от него лишь удобства и автобусной остановки поблизости, была не на шутку удивлена, когда обнаружила проснувшееся в ней желание остепениться, и была невероятно рада, когда Танде объявил ей, что им предложили выбрать участок земли в новом развивающемся районе города на холмах. Дом располагался в тридцати минутах езды от его родителей — достаточно далеко, чтобы созваниваться с ними, и все же не на другом конце света. Она недовольно покачала головой. За четыре года она все-таки не смогла привыкнуть к тому, как бесцеремонно малийцы любили захаживать друг к другу в гости — невзирая на планы и ритм жизни других людей. После того, как Лассана и Вернер, удивив всех, переехали обратно в Женеву, дом Танде и Амбер стал постоянным местом посещения его родителей и родственников. Редко был день, когда в доме не было братьев, родителей, кузенов… особенно после рождения детей. Родив детей, Амбер честно заслужила законное место среди членов их семьи, которое ей не удавалось заработать ни уроками французского или языка бамбара, ни кулинарными способностями, ни интересными разговорами, которыми она пыталась занять Мандию и Ибрагима, когда те приходили к ним. Ее считали чужой в семье. Нет, все были очень добры к ней, но ее статус оставался под вопросом

— до тех пор, пока не родился Сиби. За одну ночь рождением первого ребенка — да еще сына — она доказала им что-то.

Амбер шокировала и довела до истерики Мандию, собравшись рожать дома, в Бамако. Мандиа смотрела на нее как на умалишенную. Лондон, и никаких вопросов. Она должна была поехать в Лондон. И это решение не обсуждается. Даже о Париже не может быть речи. Мандиа сама рожала в больнице Парижа. Но это просто недопустимо, чтобы первенец ее сына родился не в больнице, где принцесса Диана родила своих детей. Мандиа чересчур сильно доверяла британским врачам, неустанно повторяла Амбер, — ребенок Дианы родился в закрытом крыле госпиталя. Что ж, значит, именно туда ляжет Амбер, объявила Мандиа.

Амбер взобралась на борт самолета на шестом месяце беременности и не возвращалась в Бамако, пока Сиби не исполнилось три месяца. Она признавалась, что тяжелые роды и отсутствие Танде едва не стали причиной ее смерти. Она больше никогда так не поступит.

Год спустя, когда она была беременна Лией, Амбер села на борт того же самолета, но на этот раз с Анджелой и Мадлен, которые нашли время и приехали в Лондон, чтобы быть рядом с ней. По правде говоря, второй раз, как ей и обещали, было легче. Она оставила Сиби с Танде и его семьей, и вернулась в Бамако с маленькой сестренкой, которую Сиби тут же безумно полюбил. Первые несколько месяцев он не выпускал ее из виду. Мандиа говорила, что у ее детей все было совершенно по-другому.

В отличие от Сиби, Лия родилась спокойным покладистым ребенком; ее легко можно уговорить. Она была шустрой, совсем как ее мать, заметил Танде, но не такая властолюбивая и амбициозная, как она. Амбер не нравилась подобная характеристика — это нечестно, считала она, — но это было так. Сиби же был точной ее копией; прирожденный лидер, он постоянно что-то придумывал, командуя соседскими детишками и своими нескончаемыми кузенами. В три года он достаточно бегло говорил на трех языках, снова и снова удивляя Амбер. Когда он успел выучить язык бамбара и