трассы М25. Генри отпустил рычаг переключения скоростей, чтобы погладить Бекки по бедру. Она откинулась на сиденье, стараясь унять трепет, от которого у нее в животе творилось нечто непонятное. Она всегда испытывала подобные ощущения в присутствии Генри, даже теперь, когда прошло уже шесть месяцев с того момента, когда они в первый раз занялись сексом.
Бекки не могла никому объяснить этого, даже себе самой. Она совсем не такая девушка, которая крутит бесконечные романы на стороне. Когда это случилось впервые, она была потрясена тем, что это происходит с ней. Она спокойно застегнула платье, надела пальто и пошла по дороге к станции метро. Ей не пришлось ничего объяснять Чарли, тот был совершенно поглощен собственной работой, а она частенько возвращалась из галереи поздно. У нее было множество друзей, о которых Чарли не знал ничего, но он и не интересовался.
Все оказалось очень легко. Бекки не собиралась уходить от Чарли, он давно стал ее частью. Все шло своим чередом: подъем утром, завтрак, поцелуй с Чарли на прощание, поездка в метро на работу, день в галерее, иногда вечеринки с друзьями или встречи с перспективными художниками. Но один или два раза в неделю она нарушала этот неизменный порядок, сбегала к Генри в его квартиру, где у нее был такой секс, о котором раньше она только читала в книгах или иногда видела по телевизору — дикий, яростный, страстный, иногда жестокий. Потом она одевалась, оставляя его лежать лицом вниз на смятых простынях. Она не могла объяснить себе все это и даже не пыталась этого делать. Просто продолжала спать с Чарли, и ей это даже доставляло удовольствие. Как будто она внезапно раскололась на две половинки — одна ее часть продолжала жить так же, как всегда жила чувствительная, умная, милая Бекки Олдридж. А другая стала странным созданием, готовым на все. Близость с Генри давала новые ощущения, но она не была уверена, хотелось бы ей испытывать подобное с Чарли. В самом Генри была какая-то опасная грань, которую нельзя было переступать
. Бекки испытывала по отношению к нему безумную страсть, которая и пугала и возбуждала одновременно. Он был ни на кого не похожий, в нем сосуществовали сразу два разных человека. Генри был не тем, кем казался, — уж не это ли видела в нем Амбер и не этого ли испугалась. Амбер даже не подозревает об этих отношениях. И Бекки хочет, чтобы все так и оставалось. Генри — это ее личное дело.
Она была настолько уверена в том, что у нее прекрасно получится отделить одну часть своей жизни от другой, что даже не утруждала себя тем, чтобы снимать кольцо по случаю их с Чарли помолвки на время встреч с Генри, который иногда рассеянно касался этого кольца, когда они отдыхали после бурного секса.
И никогда ничего не обсуждали.
64
Амбер шла по длинному белому коридору, рассматривая таблички на дверях слева и справа. Боровски, Хэммонд, профессор Грейвс… Харриган. Здесь. Она остановилась и постучала один раз, потом еще раз. Она надеялась, что делает все правильно.
— Войдите, — раздался голос изнутри. Она толкнула дверь.
— Доктор Харриган? Я — Амбер Сэлл. Я звонила вам. — Она почувствовала облегчение, когда увидела улыбку узнавания на его лице.
— Ах да, мисс Сэлл, входите. Извините меня за этот беспорядок. Пожалуйста, садитесь. Я только подвину вот это в сторону. — Он смахнул стопку бумаг со стула, стоящего перед его столом. Амбер села. — Итак? — спросил он, обходя стол, чтобы сесть на свое место. — Чем могу помочь?
— Я насчет Мадлен Сабо, — сказала Амбер без всяких предисловий. — Она один из ваших молодых врачей, хирург из операционной. — Доктор Харриган медленно кивнул. — Я не знаю, как много вам известно о том, что произошло, и почему, собственно, я здесь и говорю с вами сейчас, но…
— Нам известно, мисс Сэлл, — спокойно сказал Харриган. — Ужасная трагедия. У Аласдэра здесь было много друзей, а не только коллег. Я думаю, что я был одним из немногих, которые знали обо всем, что происходит. Как себя чувствует Мадлен?
— Плохо. Я просто
не знаю, что делать с ней или как ей помочь. Вот почему я подумала, что мне стоит прийти сюда, а не пытаться найти ее психотерапевта, если у нее когда-нибудь такой и был. Дело не в том, чтобы ей стало лучше или чтобы она смогла как-то это пережить. Мне кажется, что с ней все обстоит еще хуже. Она не устает твердить, что все это ее вина, что она могла бы поставить диагноз раньше. Но разговоры со мной ей нисколько не помогают. Я подумала…
— Что я мог бы найти правильные слова? Конечно. Она одна?
Амбер покачала головой:
— Нет, она живет у меня в квартире с тех самых пор. На похороны она не ходила, почти ни с кем не разговаривает, а от этого еще тяжелее.
— Понимаю. Думаю, я мог бы навестить ее.
— Конечно. Как только у вас найдется свободная минута. Я знаю, что вы невероятно загружены.
— Аласдэр Лэингг был моим другом. И если я могу сделать что-нибудь, чтобы помочь его… — Харриган неожиданно замолчал, а потом продолжил: — Он любил Мадлен. Все это знали. Мне жаль, что так случилось. Я зайду к вам вечером около семи, ладно?
Амбер закивала — она была так признательна этому врачу, что на глаза у нее навернулись слезы.
— Аласдэр был очень хорошим другом. Мне не хватает его. Нам всем его недостает.
Мадлен услышала звонок в дверь. Она дремала, то засыпая, то снова просыпаясь последние пару часов. Ей было трудно уснуть ночью, и обычно она лежала без сна до самого утра, вслушиваясь в ночные звуки дома, шепот листьев на деревьях на улице. Прошлая ночь была особенно тяжелой. Всякий раз, когда она засыпала, ей снился Аласдэр, и она в ужасе просыпалась. Сон был сплошным кошмаром, ужасным, пугающим. Потом она проснулась окончательно, поняла, где находится, и из глаз у нее снова полились слезы.
Звонок прозвенел еще раз. Амбер еще не было дома. Она соскользнула с кровати, нашла халат и пошла босиком по коридору. За матовым стеклом двери был виден темный силуэт довольно крупного мужчины. Она кашлянула.
