мере не выражал какого-либо превосходства над ними — он свободно делился обществом Амбер со всеми остальными, в свободное время он часто засиживался за книгами Макса; он часами лежал на пляже днем, плавал на деревянном плоту, наслаждался одиночеством. Сезон для туристических экскурсий еще не настал, и поэтому большую часть времени они проводили на пляже. Танде с Мадлен легко находили общие темы для разговоров; они наслаждались пребыванием в одной компании. Его общительность и уверенность напоминали Мадлен Питера, так она говорила. А он говорил, что она напоминала ему о его старшей сестре. Упрямая — она была единственной, кого он по-настоящему боялся. Они много смеялись.
Амбер и Бекки тоже не скучали и стали налаживать отношения, давшие когда-то трещину. Никто не вспоминал о Генри сначала. По какому-то негласному договору они решили не затрагивать эту тему, но постепенно, по мере того, как шли дни и ночи у камина с бутылкой вина, Бекки вдруг заговорила о нем и необычных обстоятельствах жизни в Зимбабве.
— Такое ощущение, будто эти люди в прошлом застряли, — говорила она, лежа на коврике и обращаясь ко всем троим. Амбер положила голову на колени Танде — он читал и иногда делился с ними своим мнением. — Они так отчаянно пытаются походить на англичан или американцев, но все же… так, как они там живут… они никогда не смогут жить так, как люди живут там. В Лондоне, в смысле.
— Эмигранты везде одинаковые, — проговорила Мадлен с софы. — В Белграде они тоже этого добивались.
— Да, но я просто не выношу, как они обращаются с… ну, понимаете, с местными жителями.
— С черными, ты хочешь сказать, — сказал сухо Танде. Бекки покраснела.
— Хорошо. Да, с ними.
— Генри так же себя вел? — спросила Амбер через некоторое время. — Кажется, он был противником этого. Он всегда обвинял эмигрантов в их бессердечном поведении.
— О, Генри хотел быть другим. Очень. Но не думаю, что он знал, как это сделать.
— Это твой бывший? — прозвучал голос Танде у нее над ухом
. Амбер усмехнулась. — Да. И Бекки тоже. — Она пододвинулась и легонько пихнула Бекки в голень. Краска все не сходила у нее с лица.
— И где он теперь?
— Все там же. На ферме. Не думаю, что он когда-нибудь решится уехать оттуда — думаю, он струсит. По крайней мере, там ничего не изменилось с тех пор, как он был ребенком. Там все та же Зимбабве, что и была двадцать лет назад. Если он даже выедет в Хараре и пообщается с моими знакомыми, он до смерти перепугается.
— Почему ты оттуда не уезжаешь? — спросил ее Танде.
Бекки неловко посмотрела в сторону.
— Ну, у меня там дело одно есть. Оно только в проекте. Мы работаем над его реализацией… — она перевернулась на живот и улыбнулась. Она толком еще никому не рассказывала, в чем заключались ее планы. А почему бы и нет? И она принялась все подробно рассказывать.
— Звучит просто великолепно, — провозгласила Мадлен с софы, когда Бекки закончила. — Просто не верится, что ты смогла все это придумать. Ты молодец.
— Отличная идея, — сказал Танде, по-новому глядя на Бекки. — Правда. Если этот парень Годсон и вправду так хорош, как ты говоришь… у вас и правда может что-то получиться.
— Он потрясающий. И там еще много таких ребят, как он. Даже женщины там рисуют… хотя большинство рукодельничают. Художников пока немного. Но со временем их прибавится, я думаю.
— И судя по всему, они будут работать в разных стилях и жанрах, — добавил Танде. — Не только с традиционными масляными красками и рисунками.
Бекки воодушевленно закивала.
— Да, некоторых скульпторов нужно просто видеть лично… они творят из всего, что попадется им под руку: телефонные провода, части старых велосипедов, пластик… все. О, когда галерея откроется, вы приедете и увидите все своими глазами. Это будет чудесно.
— Я тоже хочу переехать в Африку, — пробормотала Мадлен с софы. — Вы все там, похоже, так весело живете! — Все трое рассмеялись.
— Это большой континент, — сказал Танде, качая головой. — Ты сможешь найти себе место
там и получше Сараево.
— Я буду жить у Бекки, — сказала Мадлен мечтательно. — Я открою свою клинику в саду, — рассмеялась она. — Господи, если бы только мои коллеги слышали это… вы не представляете, в какой серьезной организации я работаю. — Она пододвинула к себе подушку и вздохнула. — Как же здесь было замечательно.
— Это еще не конец, все только начинается, — пробормотала Амбер с колен Танде. — Еще только полночь.
Огонь в камине потрескивал и иногда выплевывал крохотные красные искры на них. Они неохотно разбрелись по спальням почти на рассвете.
89
Паола не находила себе места. Уже был май, а они до сих пор не назначили новую дату. Ко всему прочему, Амбер объявила, что выходит замуж, и что свадьба пройдет в чертовом Ба… как там его. Паола слезно умоляла Франческу не ехать, но Франческа была непреклонна. Нужно было как-то считаться с тем разговором, что у нее был с Амбер недавно… и с той новостью, что их не совсем бросили на произвол судьбы, хоть Франческа и не была довольна той суммой, которую пообещала ей Амбер.
— Что? — скривилась она, глядя на листок бумаги, который Амбер протянула ей через стол — через стол Макса.
— Все в пределах нормы, Франческа, — сказала Амбер, поймав себя на мысли, что она лицемерит.
— Разве это серьезно. Жить на это?
— Это в десять раз больше обычной зарплаты среднего рабочего, Франческа. И сколько бы ни было детей у Паолы, они все будут обеспечены. Это более чем адекватная сумма. Я обсуждала это с Тео.
— Адекватная? Для кого? Я не какая-нибудь домохозяйка… — Франческа осеклась. Безвыходность ее положения заставила ее одуматься. Она опасливо посмотрела на Амбер. — Просто здесь немного меньше, чем я ожидала, — сказала она натянуто, держа листок бумаги в руках. — Однако, это… очень мило с твоей стороны, при таких-то обстоятельствах. — Она еле выдавила из себя эти слова. Затем подняла сумку и вышла из кабинета. Амбер едва не прослезилась от облегчения.
Но Паола с трудом мирилась с постоянным
