Читалка - Крушение

.

Выходя из дому, Джогендро столкнулся с Окхоем.

— О Джоген, ты приехал! — воскликнул тот. — И, конечно, обо всем знаешь? Ну, что ты на этот счет думаешь?

— Предполагать можно всякое. Но какой толк попусту спорить и гадать, в чем тут дело? Не время заниматься психологическим анализом, сидя за чайным столом.

— Ты же знаешь, что и я не сторонник пустых разглагольствований, как бы они ни назывались — психологией, философией или поэзией. Я человек дела. Как раз это я пришел тебе сказать.

— Ну хорошо, в таком случае давай говорить о деле, — нетерпеливо сказал Джогендро. — Можешь ты, например, сообщить, куда уехал Ромеш?

— Могу.

— Тогда говори скорее. Где он?

— Сейчас я тебе этого не скажу, но сегодня же, ровно в три часа дня, ты его увидишь.

— В чем же, наконец, дело? Все вы превратились в какое-то воплощение загадочности. С тех пор как я приехал, вокруг полно роковых тайн! Нет уж, Окхой, хватит секретничать.

— Рад слышать это от тебя. Именно потому, что я никогда ничего не скрываю, я и нажил себе столько врагов: твоя сестра видеть меня не может, отец бранит за мою подозрительность, да и Ромеш-бабу отнюдь не приходит в неистовый восторг от встречи со мной. Остался один ты. Но за тебя я боюсь: ведь ты не любитель бесплодных рассуждений, в твоем характере действовать прямо. Я слабый человек, и для меня невыносима мысль, что ты можешь из-за этого пострадать.

— Послушай, Окхой, что-то не нравятся мне твои уклончивые ответы. Я прекрасно вижу: ты что-то знаешь. Зачем же скрытничать? Цену, что ли, себе набиваешь? Расскажи честно все, что знаешь, довольно увиливать!

— Ну хорошо, расскажу все с самого начала. Слушай внимательно, тут многое будет для тебя новостью!

Глава восемнадцатая

Срок аренды квартиры в Дорджипаре еще не истек, но Ромеш даже не догадался передать ее на время кому-нибудь другому. Последние несколько месяцев он витал где-то вдали от земных сфер, там, где денежные соображения не имеют никакого значения.

Приехав на

эту квартиру рано утром, Ромеш приказал убрать комнаты, привести в порядок постель, разостлать цыновки, распорядился купить кое-какие продукты.

Сегодня Комола должна была вернуться из школы.

Все приготовления уже были закончены, а ее все не было. В ожидании Ромеш прилег на постель и принялся мечтать о будущем. Он никогда не бывал в Этойе, но представить себе пейзаж западных провинций нетрудно. Он поселится на окраине города. Большая дорога, обсаженная деревьями, проходит мимо его сада… Далеко за ней, насколько хватает глаз, тянутся поля с разбросанными по ним колодцами, с вышками для сторожей, охраняющих посевы от животных и птиц; весь день доносится оттуда надрывный скрип колодезных колес, приводимых в движение волами. Изредка, в клубах пыли, промчится по дороге одноконная повозка, и серебристый звон упряжки всколыхнет на миг неподвижность знойного воздуха.

Ромешу становится не по себе при мысли о том, что там, вдали от родного дома, Хемнолини придется проводить целые дни в одиночестве, в наглухо закупоренном от изнурительного полуденного зноя бунгало^[13]. И он успокаивается, только представив рядом с ней ее близкую подругу. Этой подругой, как он полагал, будет Комола.

Ромеш решил ничего пока не рассказывать Комоле. После свадьбы чуткая Хемнолини прижмет девушку к своей груди и, с ласковой осторожностью поведав ее настоящую историю, бережно освободит Комолу из сетей тайны, окутавшей ее жизнь. А затем, спокойно, без всяких потрясений живя в иной обстановке, Комола легко подружится с ними и найдет свое место в жизни.

Наступил полдень, и уличный шум затих: те, кто должен трудиться, ушли на работу, а праздные — погрузились в послеобеденный сон. В прохладном по-осеннему воздухе чувствовалось радостное оживление наступающих праздников.

В этот тихий полдень Ромеш, не жалея красок, рисовал в своем воображении картину будущего счастья.

Мечты его были прерваны громким стуком колес, оборвавшимся у дверей его квартиры. Ромеш догадался, что приехала Комола

. Его охватило беспокойство. Как встретить Комолу, как держать себя с ней, о чем говорить и как отнесется к нему сама Комола? — в ожидании ее появления спрашивал себя Ромеш.

Двое его слуг уже были внизу. Сначала они принесли чемоданы Комолы и, оставив их на террасе, ушли снова.

Затем появилась и сама девушка. Дойдя до дверей комнаты, она остановилась на пороге.

— Входи же, Комола, — промолвил Ромеш.

И она, наконец, вошла, словно с трудом преодолевая приступ нерешительности. Намерение Ромеша оставить ее на время каникул в школе стоило ей горьких слез, к тому же и несколько месяцев разлуки породили в ней некоторую отчужденность, к Ромешу. Поэтому, войдя в комнату, она даже не подняла на него глаз и стояла, отвернувшись, глядя в открытое окно.

Ее наружность поразила Ромеша. Ему казалось, будто он видит перед собой совершенно незнакомую девушку. За эти несколько месяцев Комола удивительно переменилась. Она вытянулась и стала стройной, как молодая лиана. Куда делась грубоватая простота пышущей здоровьем деревенской девушки? Ее прежде круглое личико осунулось, и это придавало ему особую прелесть; золотистый загар щек уступил место нежной бледности. В ее походке и манере держаться не осталось и следа былой скованности.

Тоненькая, с чуть склоненной головой, стояла она, выпрямившись, у окна, и Ромеш невольно залюбовался ею.

Осенние лучи полуденного солнца освещали лицо девушки. Голова ее была непокрыта, перевязанные красной лентой волосы откинуты за спину. Мериносовое, шафранного цвета сари плотно облегало девичью фигурку.

За последнее время у Ромеша сохранилось лишь смутное воспоминание о красоте Комолы. Теперь же, став еще более яркой, красота эта внезапно поразила его. К этому он совсем не был подготовлен.

— Сядь, Комола, — сказал он.

Комола послушно опустилась в кресло.

— Ну как твои занятия в школе?

— Хорошо, — коротко ответила девушка.

Ромеш усиленно думал, о чем бы еще расспросить ее, наконец, осененный неожиданной идеей, проговорил: