Читалка - Крушение

то сгорала от стыда, если кто-нибудь заговаривал со мной о замужестве, но современные девушки на нас непохожи. Вы образованны, совершенна самостоятельны, и с вами можно говорить прямо. Так вот я и хочу поговорить с тобой без обиняков, тебе нечего меня стесняться. Скажи мне, милая, говорил тебе отец о нашем разговоре?

Хемнолини опустила глаза.

— Да, говорил.

— Значит, ты не согласна? — продолжала Хемонкори. — Ведь если бы ты приняла предложение, он тотчас бы пришел ко мне. Ты, видно, не решаешься выйти замуж за Нолина потому, что он живет, как отшельник. Хоть он и сын мой, но я постараюсь быть беспристрастной. Со стороны кажется, что он не способен на глубокое чувство. Но все вы глубоко ошибаетесь. Я энаю Нолина, знаю всю его жизнь, и мне можно верить. Он способен полюбить так сильно, что даже сам боится этого и подавляет свои чувства. Уверяю тебя, что тот, кто сможет разбить скорлупу его аскетизма, найдет путь к его сердцу и увидит, что оно полно нежности и любви. Хем, дорогая, ты ведь не девочка, а взрослая образованная девушка. Ты сама следуешь учению моего Нолина. Я умру спокойно, лишь когда увижу тебя его женой. Уверена, что после моей смерти он уже не женится. Боюсь и думать, что с ним тогда будет! Все пойдет прахом. Я знаю, дорогая, что ты относишься к Нолину с уважением. Так почему же ты отвергаешь его?

— Мать, я не стану возражать, если вы считаете меня достойной вашего сына, — сказала Хемнолини и опустила глаза.

Хемонкори привлекла ее к себе и поцеловала в голову. Больше они к этому разговору не возвращались.

— Харидаси, эти цветы… — начала Хемонкори, но, оглянувшись, заметила, что Харидаси исчезла. Во время разговора она неслышно выскользнула из комнаты.

Хемнолини была смущена разговором с Хемонкори, а последняя чувствовала себя утомленной. И Хем решила дольше не задерживаться.

— Мать, я должна уйти сегодня пораньше. Отец плохо себя чувствует, — сказала она, прощаясь.

— Приходи, дорогая, поскорее, — сказала Хемонкори, погладив девушку

по голове.

Хемнолини ушла, а Хемонкори послала за Нолинакхой.

— Нолин, больше я ждать не намерена, — сказала она.

— Что случилось? — спросил Нолинакха.

— Сейчас я говорила с Хем. Она согласна. И я не буду больше слушать твоих отговорок. Ты хорошо знаешь, какое у меня здоровье. А я не смогу успокоиться, пока вы не будете помолвлены. Последнюю ночь, тревожась об этом, я почти не спала.

— Хорошо, ма. Не волнуйся больше и спи спокойно. Все будет так, как ты желаешь.

Когда Нолинакха ушел, Хемонкори позвала Харидаси. Девушка вышла к ней из соседней комнаты. Уже наступили сумерки, и в царившем полумраке лицо Комолы почти нельзя было рассмотреть.

— Поставь цветы в воду и укрась ими комнаты, — приказала Хемонкори, передавая Комоле букет, из которого оставила для себя только розу.

Одну вазу с цветами Комола поставила на письменный стол в кабинете Нолинакхи, другую — в его спальне. Затем она открыла шкаф, положила оставшиеся цветы на его сандалии и, рыдая, упала на пол. Ничего в целом мире не было у нее, кроме этих сандалий, но скоро она будет лишена права поклониться даже им.

В этот момент в комнату кто-то вошел. Комола вскочила, быстро захлопнула дверцу шкафа и оглянулась. Перед ней стоял Нолинакха. Бежать было поздно. Сгорая от стыда, девушка желала слиться с наступающей вечерней темнотой.

Увидя в своей спальне Комолу, Нолинакха тотчас же вышел, а она бросилась в соседнюю комнату. Тогда Нолинакха вернулся в спальню. Что делала эта странная девушка в его шкафу? Почему, увидев его, она так поспешно захлопнула дверцу? Мучимый любопытством, Нолинакха открыл шкаф и увидел свои сандалии, украшенные свежесорванными цветами. Он молча закрыл дверцу и подошел к окну. Пока он смотрел на небо, вечерние сумерки быстро поглотили последние лучи заходящего зимнего солнца.

Глава пятьдесят шестая

Дав согласие выйти за Нолинакху, Хемнолини старалась убедить себя, что это для нее большое счастье.

«Старые узы порваны, — тысячу раз мысленно повторяла

Хемнолини. — Омрачавшие небо моей жизни грозовые тучи исчезли. Теперь я свободна! — настойчиво внушала она себе. — Я навсегда порвала с прошлым!»

Наконец, она почувствовала радость отречения от мирских желаний. Когда перестает дымиться погребальный костер с телом близкого существа, человек освобождается на время от бремени всех житейских забот, жизнь ему кажется игрой, а недавние желания — пустыми. Так произошло и с Хемнолини. Она наслаждалась покоем, который приходит после долгих, мучительных страданий.

«Будь жива моя мать, я могла бы порадовать ее своим освобождением. Но как мне рассказать об этом отцу?» — размышляла девушка, возвратившись в тот вечер домой.

Оннода-бабу лег рано, сославшись на плохое самочувствие, и Хемнолини прошла к себе. Ночью она раскрыла свой дневник и долго над ним сидела.

«Я порываю с миром, я умерла для него, — писала она, — у меня не было веры, что всевышний освободит меня от старых оков и вдохнет мне в душу новую жизнь. Но сегодня тысячу раз с благоговением припадала я к его стопам и теперь полна решимости вступить на путь служения долгу. Я недостойна счастья, которое дарует мне судьба. О всевышний, пошли мне силы сохранить его до конца моих дней! Я верю в то, что человек, с чьей судьбой должна соединиться моя ничтожная судьба, сделает мою жизнь полной и счастливой. И лишь молю, чтобы сама я сумела наполнить счастьем и его дни».

Закрыв дневник, Хемнолини вышла в темный сад. Стояла тихая, звездная ночь. Девушка долго прогуливалась по усыпанным гравием дорожкам. Бескрайное небо нашептывало ее омытой слезами душе слова успокоения.

На следующий день, когда Оннода-бабу собирался отправиться вместе с ней в дом Нолинакхи, к их дому подкатил экипаж. С козел спрыгнул один из докторских слуг и доложил, что прибыла его госпожа. Оннода-бабу поспешил навстречу гостье. Он появился в дверях дома, когда Хемонкори уже вышла из экипажа.

— Сегодня нам выпало большое счастье! — приветствовал ее Оннода-бабу.

— Я пришла благословить вашу