Читалка - Крушение

я так боюсь за Хем! Когда я заметил, что она перестала пить чай, есть мясо и рыбу, а на насмешки вместо слез отвечает ласковой улыбкой, то понял, что дело плохо! Но все же я уверен, что с твоей помощью мы живо спасем ее от этого пагубного влияния. Поэтому будь готов, — вдвоем мы вступим в бой с аскетом.

Ромеш рассмеялся.

— Хорошо. Хоть за мной и нет славы доблестного воина, но я готов.

— Отлично, только подожди до моих зимних каникул.

— Но ждать еще долго. Почему бы мне пока не попытаться одному?

— Нет, нет, этому не бывать. Я помешал вашей свадьбе, я своими же руками все и исправлю. Не допущу, чтобы ты поехал раньше и лишил меня этой приятной обязанности. Ведь до каникул осталось всего десять дней!

— Все-таки за это время я бы уже…

— Нет, и слышать не хочу об этом. Эти десять дней ты пробудешь у меня. Со всеми, с кем мог, я уже здесь перессорился, и теперь, чтобы перемениться, мне необходим друг. Как видишь, при создавшемся положении тебе нет надежды на спасенье! До сих пор по вечерам мне приходилось слушать лишь вой шакалов, и я дошел до такого печального состояния, что даже твой голос мне кажется слаще звуков вины^[50].

Глава сорок седьмая

Сведения, полученные от Чондромохона заставили Окхоя призадуматься.

«В чем же дело? — думал он. — Оказывается, Ромеш имел практику в Гаджипуре и до сих пор тщательно скрывал это. Что случилось, почему он оставил там работу и снова смело появился на улице Колутолы? В один прекрасный день от кого-нибудь Ромеш узнает, что семья Онноды-бабу находится в Бенаресе и, бесспорно, пожелает отправиться туда».

Пока этого не случилось, Окхой решил поехать сначала в Гаджипур и навести справки о Ромеше, а затем — в Бенарес, чтобы повидаться с Оннодой-бабу.

И вот в один из декабрьских дней Окхой с саквояжем в руках появился в Гаджипуре. Прежде всего он пошел на рынок и там стал всех расспрашивать, где живет адвокат-бенгалец по имени Ромеш-бабу. Но выяснилось, что никто не знал бенгальского адвоката

Ромеша-бабу. Тогда Окхой направился в суд, но суд в тот день оказался закрытым. Увидев, что какой-то адвокат-бенгалец садится в свой экипаж, Окхой спросил у него:

— Господин, где здесь проживает Ромеш Чондро Чоудхури, новый адвокат-бенгалец, недавно приехавший в Гаджипур?

— Ромеш до сегодняшнего дня жил в доме Чокроборти. Там ли он сейчас, или уехал куда-нибудь — сказать трудно. Жена его исчезла. Предполагают, что она утонула, — ответил незнакомец Окхою.

Окхой поспешил в дом дяди.

«И на этот раз ловкий ход Ромеша разгадан мной, — думал он по дороге. — Жена его умерла. Он же теперь, не чувствуя никаких угрызений совести, попытается доказать Хемнолини, что жены у него никогда и не было. И можно не сомневаться, что Хемнолини в теперешнем состоянии духа поверит любым словам Ромеша».

Решив, что всякий, кто старается показаться ревностным поборником нравственности и добродетели, в действительности оказывается очень опасным человеком, Окхой почувствовал к себе уважение.

В доме дяди Окхой стал расспрашивать о Ромеше и Комоле. Дядя не смог подавить свое горе, и из глаз его полились слезы.

— Как близкий друг Ромеша, — заговорил он, — вы, конечно, хорошо знали Комолу. Уверяю вас, что через несколько дней после нашего знакомства для меня не существовало разницы между ней и моей дочерью. Мог ли я знать, что она, наша Лакшми, покинет меня, нанеся удар тому, кто горячо полюбил ее за столь короткий срок!

Всем своим видом выражая печаль и сочувствие, Окхой сказал:

— Я не могу понять, как это случилось. Вероятно, Ромеш не очень хорошо обращался с ней.

— Вы не сердитесь на меня, — сказал дядя, — но я до сих пор не могу понять вашего Ромеша. Внешне он очень приятный человек, не невозможно угадать, что у него на уме. Трудно поверить, чтобы он не любил такую жену, как Комола! Ведь Комола — это сама Лакшми! Она любила мою дочь, как родную сестру, но никогда не жаловалась ей на мужа. Иногда дочь догадывалась, как тяжело у нее на душе, но до последнего дня не могла

добиться от Комолы и слова признания. Вы можете себе представить, как у меня разрывается сердце при мысли о том, сколько невыносимых страданий должна была перенести молодая девушка, чтобы отважиться на этот поступок. К несчастью, я тогда уехал в Аллахабад. Будь я здесь, Комола не решилась бы покинуть меня.

Утром на следующий день Окхой вместе с дядей побывал в доме Ромеша и на берегу Ганга. Когда они вернулись домой, Окхой обратился к дяде:

— Выслушайте меня, господин. Я не могу, подобно вам, без всяких сомнений, согласиться с тем, что Комола утопилась в Ганге.

— Что же вы предполагаете? — спросил дядя.

— Мне кажется, что она просто убежала из дому. Следует хорошенько заняться ее поисками.

— Вы правы! — вскричал дядя, внезапно загоревшись этой идеей. — В ваших словах нет ничего невероятного!

— Недалеко отсюда, в Бенаресе, живут наши хорошие друзья. Очень возможно, что Комола нашла там приют.

— Ромеш-бабу никогда не рассказывал о них, — воскликнул дядя, вновь обретя надежду. — Если бы я знал это, разве не принялся бы за поиски?

— Тогда сейчас же едем вместе в Бенарес, — предложил Окхой. — Вам, должно быть, хорошо известна западная часть этого района, и вы легко найдете Комолу.

Дядя с восторгом принял это предложение. Окхой хорошо знал, что Хемнолини не поверит его словам, и поэтому в качестве свидетеля повез с собой в Бенарес дядю.

Глава сорок восьмая

Приехав в Бенарес, Оннода-бабу и Хемнолини поселились за городом, в очень уединенном месте.

Они узнали, что мать Нолинакхи, Хемонкори, заболела воспалением легких. Все эти дни, несмотря на кашель и лихорадку, она не прекращала своих обычных утренних омовений в Ганге даже в холодную погоду. И в результате состояние ее здоровья сильно ухудшилось.

Благодаря неустанным заботам Хемнолини в течение нескольких дней кризис благополучно миновал. Но Хемонкори была еще чрезвычайно слаба. Ревностно оберегая свою кастовую чистоту, она не могла позволить себе принимать лекарство и пищу