. Ильхаму казалось, что, пока он обрабатывал деталь, прошла вечность. Он вытер со лба крупные капли пота и протянул готовую деталь уста Мейраму:
— Вот…
Уста Мейрам посмотрел на часы.
— Ты богатырь, сынок!.. Перегнал время!
Раздались ликующие возгласы:
— Молодец, Ильхам!
— Поздравляем!
А Ашраф торжествующе заявил:
— Баку двинулся в наступление!
Только теперь Ильхам увидел, что среди окруживших его ребят была и Геярчин. Глаза её возбуждённо блестели, щёки раскраснелись, она смотрела на Ильхама как зачарованная… Или это ему только почудилось? Он усилием воли отвёл взгляд в сторону, деловито хмурясь, сказал:
— Подождите поздравлять… Надо ещё проверить разок-другой.
Результат был тот же: он обрабатывал деталь в два раза быстрее прежнего.
Саша кинулся к Ильхаму и крепко обнял. За Сашей потянулись другие. А вот и Геярчин. Она выглядела необычно смущённой; пожав Ильхаму руку, отчаянно покраснела и поспешила укрыться за чужими спинами.
У Ильхама голова кружилась от успеха, от похвал уста Мейрама, от свирепых ребячьих объятий, от конфузливого рукопожатья Геярчин. Он сейчас горы мог своротить! И когда Саша спросил его, нельзя ли ещё увеличить скорость резания, Ильхам с подъёмом воскликнул:
— Можно!.. Я, когда брал книги для главного инженера, прихватил кое-что для себя, почитал в дороге… Мы только в начале пути!.. Понимаете, надо ещё увеличить скорость вращения, но… для этого необходим мотор помощнее!
Уста Мейрам раздумчиво погладил бороду.
— Ты думаешь, дело только за мотором?.. А резец?
— Да, с увеличением скорости резания меняется и угол заточки. Но тут мы что-нибудь придумаем. Был бы только мотор.
— Так… Что же, постараюсь достать мотор. Я в вас верю, ребятки… Пойду к директору, посоветуюсь…
К вечеру в мастерскую явился Захаров. Вид его не предвещал ничего доброго. Остановившись возле Ильхама, он критическим взглядом окинул дрожавший от напряжения станок, насмешливо протянул:
— Та-ак… Экспериментируете, юноша?
— Нет,
работаю, — Ильхам показал на горку готовых деталей. — Видите, сколько деталей изготовлено за один день.
— Но тебе, я слышал, и этого мало?
— Мы ещё не выжали из станка всё, что можно.
— Сколько же ты в дальнейшем собираешься обрабатывать деталей? Тысячу за день? Миллион? Сколько резцов думаешь испортить?
— Это окупится, Иван Михайлович!
— Много в тебе гонору, юноша! А если не окупится? Если мотор, который выпрашивает у меня ваш заведующий, выйдет из строя? Если станок придёт в негодность? Кто за это будет отвечать? Я, главный инженер совхоза. И я не допущу, чтобы в мастерской производились рискованные эксперименты.
— У нас на заводе не боялись риска.
— А здесь не завод. Не лаборатория. А ремонтная мастерская. Ясно? Хорошо ещё, что нам удалось её построить, в других совхозах и этого нет. Завод!.. План ремонта тракторов мы выполним и без твоего рационализаторства.
— Иван Михайлович… Если каждый будет работать за двоих, у нас высвободятся рабочие руки. В мастерской не хватает ремонтников.
— Это мне и без тебя известно. Только кто же будет работать за двоих? — инженер огляделся. — Эти желторотые птенцы?
— Уста Мейрам нам доверяет…
— Уста Мейрам вам потакает!.. А вы и рады стараться! В погоне за рекордами поломаете все станки, пустите мастерскую на распыл!..
— Но мы же добились, чего хотели…
— Дело случая! — отрезал Захаров. — Скажи спасибо, что всё так счастливо кончилось, не то бы сидеть тебе на скамье подсудимых. Кстати, почему мне не доложили, что сегодня испытание станка?
— Мы искали вас.
— Гхм… Плохо искали. Предупреждаю: чтоб больше никаких фокусов. Не воображай, что ты родился в сорочке. Сегодня получилось, завтра может сорваться. Мотора вы не получите. Эксперименты запрещаю. Оставь свои опыты для Баку. Вы все небось скоро навострите лыжи из совхоза!
Ильхам в упор, ненавидяще глянул на инженера, тот не выдержал его взгляда, круто повернулся и, уже уходя, процедил сквозь зубы:
— Рац-ционализаторы… на мою голову
.
Мастерская быстро опустела. Но Геярчин ещё
не выходила из инструментальной, и Ильхам решил подождать девушку, втайне надеясь на что-то — на что, он и сам не знал. Он бережно протирал тряпкой станок и размышлял над словами инженера. Захаров сказал, что здесь не завод. Конечно, не завод, но разве люди тут не такие же, как на заводе? И стиль работы может быть заводским — чётким, творческим!..
Вдруг Ильхам услышал знакомый, дробный стук каблучков. Он вздрогнул, обернулся… Мимо к выходу шла Геярчин. Ильхам хотел окликнуть её, но она даже не посмотрела в его сторону. Вид у неё был неприступный, словно это не она обожгла его сегодня восхищённым взглядом, не она смущённо жала ему руку. Всё это только приснилось Ильхаму. И он стиснул зубы, в ярости сжал кулаки. Он злился на себя за то, что посмел на что-то надеяться.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ОН КАЕТСЯ
1
Тарас Гребенюк казался Ларисе человеком, не похожим ни на кого: он удивительно просто, сам того не замечая, помогал людям, поддерживал их в трудную минуту. Захаров в таких случаях делал постное лицо, ожидая благодарности. Тарасу даже не приходило в голову, что он сделал одолжение, выручил из беды.
К Ларисе он относился со спокойной заботливостью, иногда даже с нежностью, как к ребёнку, которого надо опекать и беречь.
— Почему вы такой добрый? — как-то спросила Лариса. — Вы так хорошо относитесь к людям.
Тарас посмотрел на неё с удивлением, точно не понимая, о чём она говорит. Потом неловко усмехнулся:
— А я, Лариса Владимировна, гадаю, в том-то и жизнь людины, чтобы помогать один одному: работа у нас общая, цель одна. Для самого себя жить — звирем зробишься…
Тарас словно угадал, как тосковала Лариса по дому, по семье, по ласке, по человеку, о котором можно заботиться. Ответ Тараса смутил и встревожил её: ведь ему самому нужны слова утешения, у него самого большое горе, а он идёт к людям с такой душевной щедростью, с таким бескорыстием! А вот она думает только о себе. Разве же можно быть такой
