Ох, как очень! — серьёзно сказал уста Мейрам.
Геярчин задумалась. Потом поднялась и, сдвинув брови, решительно заявила:
— Раз надо — возьмусь.
6
Если уж Геярчин бралась за какое дело, то работала не за страх, а за совесть. В инструментальной скоро стало чисто, как в лаборатории. Новая заведующая заставила ребят выкрасить пол, и он теперь блестел, словно зеркало. Инструменты она аккуратно разложила по полкам и шкафам, снабдила каждый жестяным инвентарным жетончиком, завела специальную тетрадь, в которую записывала, когда и кому выдан тот или другой инструмент. Ребятам от неё житья не было. Раньше, бывало, запорет парень деталь или сломает резец, так пойдёт с лёгким сердцем в инструментальную и без долгих разговоров получит взамен сломанного новый. А Геярчин сама спешила на место происшествия, допытывалась, почему сломался инструмент. И если виноват в этом был его владелец, то и доставалось же ему от Геярчин!.. Она срамила его при всех, отправляла к уста Мейраму, от которого тоже не было пощады неряхам и разгильдяям, писала в стенгазету ядовитые фельетоны.
Инструменты в мастерской стали выходить из строя куда реже прежнего, и ребята наведывались о инструментальную только в самом крайнем случае.
Лишь Ильхам заявлялся к Геярчин по нескольку раз в день. Войдя, он смущённо топтался на месте, полный страха и радости, а Геярчин принималась с преувеличенным усердием распекать беднягу:
— Опять ты!.. Да на тебя не напасёшься. Все уж говорят: вот бакинцы только и делают, что ломают инструмент.
— Кто ж это ещё ломает?
— Асад.
— Ах, Асад?.. То-то, я вижу, он к тебе зачастил.
— Ну и зачастил. Ему простительно. А тебе нет. Ты же опытный слесарь. Что там у тебя?
— Сверло сломалось.
— Покажи.
— Говорю, сломалось. Пришёл за новым.
— Ты мне старое покажи!
Ильхам откуда-то из-за спины извлекал новёхонькое сверло и протягивал его Геярчин.
— Вот.
— Что ты мне голову морочишь? Оно исправное.
— Исправное? — Ильхам виновато вздыхал
. — А мне показалось — сломалось…
— Ильхам, прошу тебя, не ходи сюда с пустяками.
Набравшись храбрости, Ильхам вдруг выпаливал:
— Тебе хотелось бы, чтобы только Асад тут торчал!
— Это не твоё дело.
Ильхам молча поворачивался и уходил. Геярчин в сердцах с силой захлопывала за ним дверь.
Только работа и спасала Ильхама. А работы было по горло.
Однажды в мастерскую доставили новый токарный станок. Станок был сложный. Уста Мейрам призадумался: кого бы к нему поставить? Работать на этом станке мог только очень искусный токарь, в мастерской таких не было.
И тут Ильхам попросил:
— Уста, разрешите, я попробую.
— Ты же слесарь.
— Доводилось работать и на токарном. Разрешите. Попытка не пытка.
Уста Мейрам сдался и не пожалел об этом.
Ильхам работал с огоньком, увлечённо. От него старались не отставать и другие.
Но как ни увлекала ребят работа в мастерской, все с. взволнованным нетерпением ждали дня, когда можно будет, наконец, оставить станки и повести вперёд по целинной глади новые могучие тракторы.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
РАСПОЗНАТЬ ЧЕЛОВЕКА ТРУДНО
1
Ивана Захарова, рано оставшегося сиротой, воспитывал дядя, Родион Семёнович, большой человек в Павлодаре. Иван жил в его доме легко и беспечно. Дядю интересовало одно: как Иван учится. И если с отметками всё обстояло благополучно, то никаких претензий к юноше не предъявлялось. После десятилетки Иван уехал, поступил в институт и вернулся в Павлодар уже с дипломом инженера.
Он жаждал деятельности, энергия в нём била ключом, и больше всего он хотел работать на заводе, где директором был его дядя. Родион Семёнович мог только радоваться, видя, каким стал его воспитанник. Иван активно участвовал в жизни завода, горячо выступал на собраниях.
В это время Иван и познакомился с Ларисой, которую Родион Семёнович ценил и любил как хорошую, скромную работницу. Знакомство быстро перешло в дружбу, дружба — в увлечение.
Родион Семёнович как-то сказал Ларисе:
— Что раздумываешь,
девушка? Иван — парень что надо! Орёл! А? Не думай, что хвалю его, так сказать, по-родственному. Нет! Я-то знаю, что это за стихия — как горная река. А ты возьми да и направь эту силу по нужному руслу… Честно тебе скажу: энергии в нём хоть отбавляй. И надо пустить её на что-нибудь полезное. Как Волгу или, например, Иртыш: чтобы зря не тратились, а работали на человека. Вот так и Иван — его надо сосредоточить на какой-нибудь идее, тогда он горы свернёт. Думай, девушка, думай…
И вскоре, когда Иван получил от завода квартиру, сыграли свадьбу. Родион Семёнович мог считать, что он всё сделал для племянника, вывел его на правильную дорогу.
Но тут-то, посмотрев на Ивана со стороны, Родион Семёнович начал понимать, что за всем этим будто бы здоровым благополучием скрывается хорошо разработанная программа личного преуспеяния.
Дядя словно заново познакомился с племянником и с возрастающим удивлением стал наблюдать, как деловито и обстоятельно Иван Захаров устраивает свои дела. И Родион Семёнович по-новому оценил все беглые замечания Ивана, в которых он определял своё отношение к жизни.
— Нельзя стоять на месте, надо двигаться вперёд, — говорил Иван.
Ещё в институте он вступил в партию и, пользуясь дядиным именем, добился того, что его направили на работу в Павлодар.
— Работа должна быть перспективной, — говорил Иван.
Он пошёл на завод и, заработав репутацию активного производственника, через год подал заявление в заочную аспирантуру. Как заводской инженер он имел преимущества, и его приняли вне конкурса.
— Человек должен расти, продвигаться по служебной лестнице, — говорил Иван.
Он перекочевал из цеха в управление. Нехлопотливая, денежная должность позволяла спокойно сдавать кандидатский минимум.
— Личное счастье помогает общественной деятельности, — говорил Иван.
Он обставил квартиру, заставил жену уйти с работы — дома должен быть порядок и уют.
Родион Семёнович как-то упрекнул Ивана за его чересчур расчётливое отношение к жизни, но тот посмотрел
