заметил, что Асад вспахал большой участок. В сравнении с прошлыми днями он творил чудеса. Вначале Саша подумал, что и в самом деле, если Асад захочет — может горы свернуть. И надо его поддержать, чтобы он не сбавил темпа.
Описав рукой полукруг, Саша спросил:
— Твоя работа?
— А то чья же? — Асад с победным видом спрыгнул на землю.
— Ну, молодцы! Спасибо вам!
Степан смущённо пробормотал:
— Да благодарить-то нас не за что…
Асад кинул на него предостерегающий взгляд. Степан понуро опустил голову.
Саша шагнул к борозде и, внимательно оглядев вспаханное поле, похолодел: глубокие борозды чередовались с мелкими полосами, в которых лежали комья неразбитой земли. Казалось, эти места не вспаханы, а наспех процарапаны.
— Что это такое?!
Асад притворно удивился:
— А в чём дело?
— Разве ты не видишь? — Саша измерил глубину пахоты и зло спросил: — Где предплужники?
— Какие предплужники?
— Не притворяйся!.. Степан, где предплужники?
— А вон… в канаве. Асад велел их там положить.
— Как же ты допустил такое?!
Степан снял шапку, вытер пот со лба:
— Что я мог сделать? Он тракторист, я прицепщик. Что велит, то и делаю.
— Ну, знаешь ли! — у Саши от негодования дрожали губы. — Да ты должен был лечь на плуг: не разрешу, и всё тут! Надо кричать, шуметь, людей звать, а ты… Что велят, то и делаю! Сейчас поеду к Соловьёву — пусть он вас снимает с работы!
Асад вдруг шагнул к Саше и дрогнувшим голосом сказал:
— Саша! Ради нашей дружбы, ради чего хочешь — не говори никому, не срами меня. Даю слово, что такое никогда не повторится. Я сам исправлю свою ошибку.
— Как ты исправишь?
— Перепашу.
У Саши мелькнула мысль, что это может стать уроком для Асада на всю жизнь.
— Ладно, — мрачно бросил Саша, — перепахивай.
Когда бригадир уехал, Асад со злостью сказал Степану:
— Ну, кто тебя за язык дёргал? На самокритику потянуло? Ах, какие мы плохие! Похвалите нас за то, что мы это понимаем.
— Почему ты сердишься, Асад? Ведь лучше
сказать правду, чем врать.
— Ради пользы дела можно и соврать. Запомни это как следует…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ТРУДНАЯ ЗЕМЛЯ
1
Ашраф и Алимджан попали во вторую бригаду — к Тогжан. Тракторов не хватало, и Алимджана определили прицепщиком к Ашрафу.
Судьба, казалось, решила помучить Алимджана, поиздеваться над ним. Он пошёл к Саше за советом — не лучше ли перейти в другую бригаду.
— Можно и в другую, — согласился Саша. — Можно и в другой совхоз. От кого ты бежишь — от Ашрафа и Тогжан?.. От себя ты бежишь, вот что!
— Что же мне делать? — растерянно спросил Алимджан.
— Работать… Ашраф — хороший парень, твой друг. Вспомни, как он помогал тебе. Разве он виноват, что тоже любит Тогжан? Ты хочешь не видеть этого? Спрятаться?.. Ладно, пойдём к директору, попросим, чтобы тебя перевели.
— Нет! Не надо! — вспыхнул Алимджан. — Не веришь мне? Я докажу, что могу быть настоящим товарищем!
Ашраф оказался хорошим напарником. Работал он весело и уверенно.
Целый день они оставались одни. Их бригадир — Тогжан — наведывалась лишь изредка, особой нужды контролировать их не было, а, кроме того, как только она появлялась, и Ашраф и Алимджан дружно и восхищённо начинали глазеть на неё, вероятно не очень-то понимая, что она говорит.
Внимание Ашрафа ей было приятно, но когда они оба так смотрели, это смущало её.
Однажды Алимджан огорчённо сказал Ашрафу:
— У тебя борозды как стрелы! Я бы так не смог.
— Ничего! Не зря говорят: терпи, прицепщик, трактористом станешь!
После нескольких кругов Ашраф неожиданно остановился.
— Садись-ка за руль, Алимджан, а я отдохну на прицепе.
Алимджан рассмеялся.
— Ты читаешь мои мысли!
— Это мне иногда удаётся…
Алимджан вёл агрегат так уверенно, как будто бы он старый, опытный тракторист; только напряжённая сосредоточенность выдавала в нём новичка.
В обед пошёл дождь, и друзья, втиснувшись в кабину, заговорили о своей работе.
— Где твой костюм, Алимджан, который ты вымазал?
Юноша насторожённо
посмотрел на своего приятеля: не хочет ли он напомнить, как над ним посмеялась Тося. Он хмуро ответил:
— Выстирал в бензине. Спрятал. Теперь вот в телогрейке работаю.
— Это-то я вижу. А телогрейку тебе не жалко?
— Да ведь все так работают, — Алимджан покраснел. Он, не задумываясь, лез в мотор, забирался под трактор, смазывал, чистил, вытирал и, увлёкшись работой, забывал обо всём на свете.
— Нет, друг, — сказал Ашраф, — не все такие пачкуны. Да ты не обижайся, я по-дружески. Некоторые думают так: если работа грязная, то и самому не грех извозиться. А на деле, если ты сам неряха, то и работу сделаешь чёрной!
Алимджан долго обиженно молчал. Потом он сказал, словно признаваясь в своей вине:
— Больше не говори об этом…
На следующий день после обеда Ашраф опять передал руль своему прицепщику:
— Веди… Будем с тобой состязаться…
И вечером, когда к работе приступала вторая смена, а Тогжан производила подсчёты, Алимджан с нетерпением спросил:
— Сколько я сделал?
— Подожди, подсчитаю.
— Разве так трудно?
— Надо быть терпеливым, братец, — ответила Тогжан, что-то подытоживая в своей записной книжке.
Алимджан не любил, когда она называла его братом, и в другое время он только вздохнул бы, с мольбой взглянув на Тогжан. Но сейчас он смотрел на неё требовательно и спокойно. Тогжан сама удивилась этой перемене. «Было бы хорошо, — с надеждой подумала она, — если б он в кого-нибудь влюбился».
— Поздравляю! — сказала она. — Полдневную норму ты выполнил!
Алимджан сам не ожидал этого и ошеломлённо спросил:
— Выполнил?! А по качеству?
— Тоже.
Когда об этом услышал Ашраф, он насторожился. Что бы там ни было, он должен работать лучше Алимджана. А то Тогжан посмеётся над незадачливым учителем.
На следующий день к перерыву Ашраф добился своего: вспахал больше Алимджана. Тот помрачнел и неуверенно сел за руль.
— Погоди, друг, — сказал Ашраф, — я не люблю делать секрета из своей работы. Если хочешь вспахать столько же, то слушай внимательно,
