Категории

Читалка - Судьба (книга вторая)


очиститься болезнью. И мы очистились.

Пока Габак-ших говорил, кибитка Кыныш-бай постепенно заполнялась любопытными женщинами, прослышавшими о приходе шиха. Они рассаживались возле стен и возгласами удивления и испуга сопровождали каждую фразу Габака. Наслушавшись вдоволь, женщины стали просить, чтобы ших показал им волос духа.

Габак-ших медленно, священнодействуя, вытащил из-за пазухи коран, погладил ладонью его переплёт, приложил книгу ко лбу и раскрыл на заранее замеченной странице. Борыки сдвинулись в плотный круг над кораном. Там, на бегучих козявках арабской вязи, лежала огненная спираль. Освобождённая от гнёта, она медленно расправлялась.

Женщины заговорили наперебой:

— Baй-эй! Волос духа!

— Боже мой! Волос духа!

— Господи! Волос духа!

— Девушки, говорят, кто носит с собой волос духа, к тому чёрт никогда не прикоснётся!

Амансолтан протянула руку, чтобы пощупать волосок, но Габак-ших торопливо отдёрнул книгу и захлопнул её:

— Нельзя! Этот волос лежит спокойно только благодаря могучим заклинаниям, которые арабскими письменами начертаны в этой святой книге. Разве вы не видите, сколько духов стоит в дверях?

Женщины, округлив глаза, разом повернулись к двери.

— А вон в окно заглядывают! Из тюйнука смотрят! Вон на териме целыми гроздьями сидят, спрыгнуть собираются!

Женщины с визгом сбились в кучу на середину кибитки. Однако ни одна из них не ушла — любопытство пересиливало страх.

— Откройте книгу, ишан-ага, — попросила Амансолтан прищурясь. — Хочу ещё раз на волос духа взглянуть.

— Руками не трогайте! — предупредил Габак-ших.

Амансолтан задумчиво сказала:

— Да, красивый. Точь-в-точь такой, как у Ханум.

Габак-ших помертвел, чуть не подавившись собственным языком. Но Энекути не растерялась.

— Грех так говорить! Разве можно сравнивать принадлежащее духу с принадлежавшим какой-то татарке? Дух рассердится, ночью придёт, мучить станет!

Наступило молчание, изредка нарушаемое утробными вздохами Кыныш-бай. Тачсолтан спросила:

— От чего помогает волос духа?

— От всего помогает! — неласково ответил Габак-ших, толком не оправившийся от пережитого страха. — Что задумаешь, любое желание исполнится!

— Дайте мне кусочек этого волоса, святой ишан-ага! — заискивающе попросила Тачсолтан и подвинулась поближе к Габак-шиху, обжигая его огнём своих безумных глаз.

Габак-ших сглотнул слюну, насупился, почувствовав в женщине что-то неуёмное и недоброе и в то же время тягостно влекущее.

Мешок чистой пшеницы поднесу святому месту!

— В вашем амулете есть письмена света? — спросил Габак-ших.

— Нет.

— Тогда вы не удержите волос духа. Как только он коснётся вашей руки, сразу же исчезнет, как дым.

— Придумайте что-нибудь, святой ишан-ага!

— Хорошо, женщина. Я напишу тебе письмена света и заверну в эту бумажку волос духа. Ты зашьёшь её в свой амулет и будешь постоянно носить. Тогда все твои желания станут исполнениями.

— А мне можно? — спросила Амансолтан. — Я тоже мешок отборной пшеницы жертвую святому месту.

— И я! — подала голос жена Вели-бая. — Мне тоже напишите, ишан-ага!

— Хорошо, — с достоинством ответил Габак-ших. — Хоть это и трудно, я напишу всем трём, и вы обретёте исполнение желаний.

Он помедлил, как должное принимая благодарности женщин, и закончил:

— А уважаемой Кыныш-бай я напишу письмена света сейчас.

Так волосы ничего не подозревающей татарки Ханум — городской жены Бекмурад-бая — стали могущественным талисманом, охраняющим людей от нечистой силы и дарующим им свершение сокровенного. Впрочем, удивляться не приходится, если вспомнить, что «святой» мазар был построен на месте захоронения старого ишака, мирно почившего от преклонных лет и трудных дорог.

Габак-ших и Энекути обрели верный и щедрый источник обогащения.

В темноте тени не видно

В длинном порядке Бекмурад-бая белая кибитка Кыныш-бай выделялась своими малыми размерами и древним видом. Однако сделана она была прочно, и хозяйка её могла не бояться любого ветра. Часто, собрав

вокруг себя невесток и внуков, Кыныш-бай рассказывала им, когда была поставлена эта кибитка, как вошла она в неё молодой женой и долго и счастливо жила здесь со своим мужем.

— Это — счастливая кибитка, — неизменно заканчивала Кыныш-бай. — Она стала основой моего добра и благополучия. В ней я достигла богатства и уважения. Пусть после моей смерти её не разбирают. Если по утрам кто-нибудь из вас будет приходить откидывать серпик и немного протопит оджак, тогда не станет чувствоваться, что меня уже нет.

Кыныш-бай была стара. Сама она считала, что ей восемьдесят лет, но это был счёт условный, на самом деле могло быть и все девяносто. Время ничего не оставило от её былой красоты. Когда замыкается круг, все вещи становятся своей противоположностью, и в священном писании сказано, что у того, кому дарована долгая жизнь, изменяется внешний вид. В молодости Кыныш-бай гордилась своим изящным тонкого рисунка носом. Сейчас он стал похож на клюв той странной голенастой птицы, которая, говорят, живёт на побережье моря. Он изогнулся крючком, уныло повис и немножко не касался вытянувшегося вверх подбородка, на котором росла дюжина длинных седых волосков.

Кыныш-бай почему-то считала, что эти волоски, именно они! принесли ей счастье, и тщательно оберегала их. Особенно от маленьких внучат, которые норовили ухватиться за них. По этой причине она и рассердилась на своего долгожданного внука Довлетмурада, который ухитрился-таки выдрать одну волосинку, и велела Узук забрать сына. Правда, внимания к нему не ослабила и зорко следила, чтобы с ним ничего не случилось.

Любимый, долгожданный внук, сын Аманмурада… Сын ли? После того, что рассказала старшая невестка, были все основания сомневаться: является ли он побегом от корня Аманмурада. Но это были горькие сомнения, и старуха гнала их прочь. Она привыкла к внуку, она любила внука почти так же сильно, как любила своего младшего, своего Чары, своего…

Кыныш-бай заплакала.

— Инер мой, — причитала она, — сыночек мой Чары! Твоё мужество


Содержание книги