Читалка - Алхимик

лучше.

     - Ну, а от меня чего ты хочешь?

     - Помоги мне обернуться ветром.

     - Природа знает, что мудрее меня ничего нет на свете,  -

ответило солнце, - но и я не знаю, как тебе обернуться ветром.

     - К кому же тогда мне обратиться?

     Солнце   на  миг  задумалось:  ветер,  прислушивавшийся  к

разговору, тотчас разнесет по всему свету, что мудрость светила

не безгранична. А кроме того, неразумно было бы бежать от этого

юноши, говорившего на Всеобщем Языке.

     - Спроси об этом Руку, Написавшую Все, - сказало оно.

     Ветер  ликующе  вскрикнул  и  задул  с  небывалой   силой.

Несколько  шатров  было  сорвано,  привязанные  лошади оборвали

поводья, люди  на  скале  вцепились  друг  в  друга,  чтобы  не

слететь.

     Сантьяго  повернулся  к  Руке, Написавшей Все, и сейчас же

ощутил, как Вселенная погрузилась в безмолвие. Он не  осмелился

нарушить его.

     Потом  сила  Любви  хлынула  из  его  сердца,  и  он начал

молиться. Он ни о чем не просил в своей  молитве  и  вообще  не

произносил  ни  слова,  не  благодарил  за  то,  что овцы нашли

пастбище, не просил ни посылать в  лавку  побольше  покупателей

хрусталя,  ни  чтобы  женщина, которую он повстречал в пустыне,

дождалась его. В наступившей  тишине  он  понял,  что  пустыня,

ветер  и  солнце  тоже отыскивают знаки, выведенные этой Рукой,

тоже стараются пройти Своей  Стезей  и  постичь  написанное  на

одной  из  граней изумруда. Он понял, что знаки эти рассеяны по

всей

причины.  Ни  пустыни,  ни  ветры, ни солнца, ни люди не знают,

почему они были созданы. Только у Руки, Создавшей Все, были для

этого причины, и только она способна творить чудеса: превращать

океаны в пустыни, а человека - в ветер. Ибо она одна понимала,

что  некий  замысел  влечет  Вселенную  туда,  где  шесть  дней

Творения превращаются в Великое Творение.

     И  юноша погрузился в Душу Мира, и увидел, что она - лишь

часть Души Бога, а Душа Бога -  его  собственная  душа.  И  он

может творить чудеса.

     Самум  дул  в  тот  день  как  никогда.  И  из поколения в

поколение  будет  передаваться   легенда   о   юноше,   который

превратился  в  ветер  и  едва не уничтожил весь лагерь, бросив

вызов самому могущественному военачальнику пустыни.

     Когда же ветер стих, все поглядели туда, где стоял  юноша,

но  его  там  уже не было. Он находился на другом конце лагеря,

рядом с часовым, полузасыпанным песком.

     Колдовская  сила  напугала  всех.  Лишь  двое   улыбались:

Алхимик,  гордившийся  своим  учеником,  и  вождь племени - он

понимал, что ученик этот осознал могущество Всевышнего.

     На следующий день он отпустил Сантьяго и Алхимика  на  все

четыре стороны и дал им в провожатые одного из своих воинов.

     Они  ехали  весь  день,  а когда стало смеркаться, Алхимик

отправил воина обратно и слез с коня.

     - Дальше поедешь один,  -  сказал  он  Сантьяго.  -  До

пирамид три часа пути.

     - Спасибо  тебе,  -  отвечал  юноша

Всеобщему Языку.

     -- Я просто напомнил тебе то, что ты знал и без меня.

     Алхимик постучал в ворота монастыря. К нему вышел монах  в

черном, они о чем-то коротко переговорили по-коптски, и Алхимик

пригласил Сантьяго войти.

     - Я сказал, что ты мне поможешь.

     На  монастырской кухне Алхимик развел огонь в очаге, монах

принес ему кусок свинца, и  Алхимик,  опустив  его  в  железный

сосуд,  поставил  на плиту. Когда свинец расплавился, он достал

из  кармана  стеклянное  желтое  яйцо,   отколупнул   от   него

крохотный,  не  больше булавочной головки, осколок, обмазал его

воском и бросил в расплавленный свинец.

     Жидкость стала красной как кровь.  Алхимик  снял  котел  с

огня  и дал ей остыть, беседуя тем временем с монахом о войне в

пустыне.

     - Боюсь, что это надолго, - сказал он.

     Монах досадовал: из-за войны караваны уже давно  стояли  в

Гизехе. "Но на все воля Божья", - добавил он смиренно.

     -- Верно, - сказал Алхимик.

     Когда  котел  наконец  остыл,  Сантьяго и монах в восторге

переглянулись:  свинец,  принявший  круглую  форму  сосуда,   в

котором лежал, превратился в золото.

     - Неужели  и  я  когда-нибудь  научусь  этому? - спросил

юноша.

     - Это была моя Стезя, - моя, а не твоя. Я  просто  хотел

тебе показать, что это возможно.

     Они  снова  вернулись  к  воротам  обители,  и там Алхимик

разделил золотой диск на четыре части.

     - Это тебе, - сказал он, протягивая одну монаху.  -  За

то, что всегда радушно встречал