звук, который для меня звучит как свисток арбитра, останавливающий мою жизнь.
— Брит, ты не можешь идти в школу в таком виде.
— В каком?
Она качает головой и разочарованно вздыхает.
— Посмотри на свою рубашку.
Опустив взгляд, я замечаю большое мокрое пятно на своей белоснежной рубашке от Кельвина Кляйна. Упс. Работа Шелли. Один взгляд на осунувшееся лицо моей сестры, говорит мне все то, что она не может с легкостью сложить в слова. Шелли извиняется. Шелли не хотела испортить мой внешний вид.
— Ничего страшного, — говорю я ей, хотя на задворках сознания я прекрасно понимаю, что она испортила мой "идеальный" образ.
Хмурясь, моя мать смачивает полотенце в воде и затирает пятно, и это заставляет меня чувствовать себя двухлетним ребенком.
— Иди наверх и переоденься.
— Мам, это был всего лишь персик, — отвечаю я осторожно, чтобы это не переросло в соревнование по крику. Последнее, что я хочу сделать, это заставить мою сестру чувствовать себя виноватой.
— Персики оставляют следы. Ты же не хочешь, чтобы люди в школе думали, что тебе наплевать на то, как ты выглядишь?
— Хорошо.
Хотела бы я, чтобы сегодня был один из хороших маминых дней, когда она не цепляется ко мне из-за всякой мелочи.
Я целую свою сестру в макушку, убеждаясь, что она не думает, что ее поведение как-то задело меня.
— Увидимся после школы, — говорю я, пытаясь сохранить бодрость утра. — Закончим нашу партию в шашки.
Я, бегу наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Залетая в комнату, я смотрю на часы. Ох, нет. Уже 7.10, моя лучшая подруга, Сиерра, будет волноваться, если я опоздаю, чтобы забрать ее. Схватив голубой шарф из шкафа, я молюсь, что это поможет. Может никто не заметит дурацкое пятно, если прикрыть его шарфом.
Когда я спускаюсь обратно, моя мать стоит в фойе, вновь сканируя меня снова.
— Отличный шарф.
Ну, слава богу.
Она всучивает мне маффин, когда я прохожу мимо.
— Съешь его по дороге.
Я беру маффин. Иду к своей машине и кусаю его, к сожалению,
он шоколадно-банановый, а не мой любимый черничный. И бананов в нем слишком много. Это напоминает мне меня — безупречную снаружи, но с ужасной кашей внутри.
Глава 2
Алекс
— Вставай, Алекс.
Я кидаю сердитый взгляд на брата и накрываю свою голову подушкой. Поскольку я делю комнату со своими одиннадцатилетним и пятнадцатилетним братьями, тут мне уж совсем некуда деваться, кроме крохотного уединения, которое может предоставить небольшая подушка.
— Оставь меня в покое, Луис, — говорю я резко сквозь подушку. — No estes chingando.
— Я и не подъе*ываюсь к тебе. Мама сказала разбудить тебя, чтобы ты не опоздал в школу.
Последний год. Я должен гордиться, я буду первым представителем семьи Фуэнтес, который закончит школу. Но после выпускного, начнется настоящая жизнь. Колледж, это просто мечта. Выпускной класс для меня, как вечеринка по поводу выхода на пенсию для шестидесятипятилетнего. Ты знаешь, что можешь сделать больше, но все ждут, когда же ты все бросишь.
— Я полностью одет в новое.
— Цыпочки не смогут устоять перед этим латиноамериканским жеребцом, — доносится до меня через подушку голос Луиса.
— Рад за тебя, — бормочу я.
— Мама сказала, что я должен вылить на тебя этот кувшин воды, если ты не встанешь.
Уединение, неужели я многого прошу? Взявшись за край подушки, я швыряю ее через комнату. Прямое попадание. Он мокрый с головы до ног.
— Culero! — орет он на меня. — Это единственная моя новая одежда!
Звук хохота доносится со стороны двери. Карлос, второй мой брат, хохочет как идиотская гиена. До того момента, как Луис запрыгивает на него. Я наблюдаю за тем, как разгорающаяся драка начинает выходить из-под контроля, когда мои младшие братья начинают мутузить друг друга все сильней.
«Они хорошие борцы», — думаю я с гордостью, но поскольку именно я старший в доме, это моя обязанность остановить все это. Я хватаю за воротник Карлоса, но, запнувшись о ноги Луиса, лечу на пол вместе с ними.
Прежде, чем я восстанавливаю собственное
равновесие, холодная как лед вода обрушивается мне на спину. Мгновенно повернувшись, я вижу mi'ama, поливающую нас троих из кувшина. Мама уже одета в свою униформу, она работает кассиром в местном гастрономе, примерно в паре кварталов от нашего дома. Там не платят дофига бабла, но нам много и не нужно.
— Вставайте, — приказывает она, в ее голосе слышится полная сила ее гнева.
— Черт, ма, — говорит Карлос, поднимаясь.
Mi'ama опускает руку в кувшин и брызгает ею в лицо Карлоса. Луис смеется, И прежде, чем он успевает опомниться, получает свою дозу ледяных брызг. Когда они хоть чему-нибудь научатся?
— Хочешь еще, Луис?" спрашивает она.
— Нет, мэм, — говорит Луис, вставая по стойке смирно, как солдат.
— Будут еще каверзные слова, Карлос? — Она снова погружает свою руку в воду, предостерегая.
— Нет, мэм, — произносит второй солдат.
— А что насчет тебя, Алехандро? — ее глаза превращаются в щелки, когда она поворачивается ко мне.
— Что? Я только пытался разнять их, — произношу я невинно, при этом улыбаясь своей ты-не-сможешь-устоять улыбкой.
Она брызгает водой мне в лицо.
— Это за то, что не разнял их раньше. А теперь одевайтесь, и идите завтракать.
Вот тебе и ты-не-сможешь-устоять улыбка.
— Ты все равно нас любишь, — кричу я после того, как она выходит из спальни.
После душа, я возвращаюсь в свою комнату с полотенцем, обернутым вокруг бедер и замечаю Луиса с одной из моих бандан на голове. У меня в желудке что-то переворачивается.
Срываю ее с его головы:
— Никогда не прикасайся к этому, Луис.
— Почему нет? — спрашивает он, невинно глядя на меня своими карими глазами.
Для Луиса — это просто бандана, для меня же, символ того, что есть и чего никогда не случится. И как, скажите на милость, можно это объяснить одиннадцатилетнему ребенку? Он знает кто я такой. Ни для кого не секрет, что бандана имеет цвета Кровавых Латино. Чувство мщения затянуло меня туда, и теперь выхода нет. Но я умру прежде, чем одного из моих братьев засосет
