в пределах первой «тысячи», основной упор по-прежнему следует делать на первую по принятому нами порядку функцию наших органов чувств — зрение. Все образы, например, восьмой по счету сотни, т. е. от 700 до 799, будут являться базовыми, однако привязанными на сей раз к «зрительному» образу сверхзвукового пассажирского авиалайнера «Конкорд». Так, например, 706 могло бы означать для вас «шею» «Конкорда», легко заметную в его напоминающей по форме птичью головной части. Аналогично, 782 могло бы означать сувенирный фен, выполненный по образу «Конкорда». Таким образом, любой объект для запоминания, имеющий определенный порядковый номер в каком-либо перечне, следует ассоциативно связывать с соответствующим по номеру базовым образом, применяя принципы мнемоники.
Схожим образом для массива чисел от 3000 до 3999 каждая отдельно взятая сотня будет содержать «вкусовой» образ, привязанный к ключевым из базовой «сотни» «главной системы», а именно: спагетти, томат, орех, манго, ревень, лимон, вишня, крем, помадка и банан.
Чтобы сформировать и применить к нуждам вашей памяти базовый образ для любого числа от 0 до 9999, требуется несложный мыслительный процесс, описанный ниже, в подразделе «Как использовать саморасширяющуюся генеральную мнемоническую матрицу».
Создавая свои образы, к чему вы должны относиться одновременно как к игре, интеллектуальному занятию и воспитанию своего мозга, следите за тем, чтобы ключевые мнемообразы, входящие в ту или иную категорию по признаку их принадлежности к различным областям восприятия, обусловленным пятью основными «чувствами», исходили из реалий соответствующего «чувства». Так, например, для номера 4167 при создании осязательного (в первую очередь) образа следует прибегнуть к ключевым понятиям «сырость» и «жук»; при этом в вашу задачу входит не только представить себя жука в сырой среде, но и чувствовать его твердую спинку, видеть капельки влаги на ее черной, блестящей поверхности, осязать щекочущее вашу ладонь движение его мохнатых лапок
и присовокупить к этому запах, к примеру, соснового леса поутру.
В процессе использования саморасширяющейся генеральной мнемонической матрицы вы не только создадите для себя мнемоническую систему, которая позволит вам усваивать 10 000 единиц информации с такой же легкостью, с какой испытуемые в экспериментах Хабера и Никерсона запоминали изображения. Вы обнаружите, что в ходе ее использования все области вашего восприятия, посредством которых ваш мозг общается с внешним миром, встанут на путь совершенствования, что существенно и весьма позитивно скажется на всех аспектах вашей жизни. Сюда следует отнести и положительное влияние на здоровье. Недовольство собой и раздражительность, связанные с тем, что человек знает за собой такой недостаток, как слабая память, нередко ведут к стрессам и недомоганиям. Последние, в свою очередь, — прямая причина ухудшающейся памяти. Используя СЕМ3, вы обратите вспять эту тенденцию.
Во многом речь идет о том, что подобными занятиями над собой вы сообщаете скорость позитивному спиралевидному процессу развития и эволюции собственной личности, характеристикой которого является то, что чем более вы упражняетесь в применении принципов мнемоники, тем совершеннее у вас становится память; чем больше информации из различных отраслей знания вы включаете в собственную матрицу памяти тем выше вероятность автоматического повышения уровня вашего образования; и, наконец, чем больше вы занимаетесь всем этим, тем с более высокой степенью автоматизма совершенствуются все без исключения ваши ментальные способности.
7. Память длиною в жизнь: история Фунеса, человека, который помнил все
Критики до сих пор спорят, чем является нижеследующая история, записанная Хорхе Луисом Борхесом: умелой фальшивкой, плодом богатого воображения или изложением подлинных событий. В свете того, о чем вы прочли ранее, судите сами. Возможно ли такое? Существовал ли в действительности Фунес? Правдива ли эта история?
Фунес, чудо памяти
Я его помню (я
не вправе произносить это священное слово, лишь один человек на земле имел на это право, и человек тот скончался) с темным цветком страстоцвета в руке, видящим цветок так, как никто другой не увидит, хоть смотри на него с утренней зари до ночи всю жизнь. Помню его бесстрастное индейское лицо, странно далекое за белеющей сигаретой. Помню (так мне кажется) его тонкие руки с гибкими пальцами. Помню рядом с этими руками — мате с гербом Восточного берега, помню на окне желтую циновку с каким-то озерным пейзажем. Отчетливо помню его голос — неспешный, слегка неприязненный, с носовым тембром, голос исконного сельского уроженца, без нынешних итальянских свистящих. Видел я его не более трех раз, последний — в 1887 году… Я нахожу очень удачным замысел, чтобы все, кто с ним встречался, написали о нем; мое свидетельство, возможно, будет самым кратким и наверняка самым скудным, однако по беспристрастию не уступит остальным в книге, которую вы издадите. Будучи жалким аргентинцем, я не способен расточать дифирамбы — жанр обязательный в Уругвае, когда темой является его уроженец. «Писателишка», «столичный франт», «щелкопер»! Фунес не произнес этих оскорбительных слов, но для меня совершенно очевидно, что в его глазах я был представителем этого ничтожного сорта людей. Педро Леандро Ипуче писал, что Фунес был предшественником сверхчеловека: «Некий самородный, доморощенный Заратустра»; спорить не стану, но не надо забывать, что Ипуче — его земляк из Фрай-Бентоса и страдает неисправимой ограниченностью.
Первое мое воспоминание о Фунесе очень четкое. Я вижу его в сумерки мартовского или февральского дня восемьдесят четвертого года. В том году отец повез меня на лето во Фрай-Бентос, Вместе с кузеном Бернардо Аэдо мы возвращались из усадьбы Сан-Франсиско. Ехали верхом, распевая песни, но не только это было причиной моего счастливого настроения. После душного дня небо закрыла огромная грозовая туча аспидного цвета. Ее подгонял южный ветер, деревья уже буйствовали; я боялся (и надеялся),
