нами был Лев Толстой! Непонятно, что более нас потрясло: этот природный феномен или то, что мы лишь несколько минут назад так горячо спорили о Толстом.
Вдруг изображение в небе стало меняться: налетел ветер, и внутри облака на наших глазах начались бурные метаморфозы. Лицо странно вытянулось, нос картошкой принял совершенно иную форму — тонкий, крючкообразный, он хищно навис над ухмыляющимися губами, огромная борода отлетела и осталась лишь острая эспаньолка… За несколько мгновений перед нами совершилось превращение в такую страшную мефистофельскую бесовскую личину, что Клыков, схватившись за голову, закричал:
— Я понял, понял! Не надо!.. — Еще несколько секунд облако дрожало над нами, казалось, для того, чтобы увиденное навсегда запечатлелось в нашей памяти, потом налетел вихрь и в клочья разметал все по небу.
Архимандрит Тихон (Шевкунов)
Сон принца
Шел 1812 год. Армия Наполеона вторглась на территорию России….
Отряд принца Евгения, вице-короля Италийского, устав от перехода, остановился близ одного монастыря возле Звенигорода. На ночь расставил часовых у монастыря и вокруг лагеря.
Ночью к нему вошел тихими шагами старец в черной длинной одежде, ветхий, с седой бородой. Около минуты стоял он, как бы рассматривая принца, наконец тихим голосом сказал:
— Не вели войску своему расхищать монастырь и особенно уносить что-нибудь из церкви. Если ты исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует и ты возвратишься в свое отечество целым и невредимым.
Образ старца стоял перед ним, как живой; когда проснулся принц, он приказал выступать в Москву и не трогать монастыря, приказал строго-настрого.
Он вошел в храм (стояли часовые), увидел гробницу и образ, который поразил его сходством со старцем, представшим пред ним во сне. Это была икона преподобного Саввы Сторожевского.
Услышав рассказ о святом, принц с благоговением поклонился его мощам и записал его имя в своей памятной книжке.
Много было сражений, но принц ни разу не
был ранен. Слова старца сбылись. Принц благополучно возвратился в свое отечество, и даже после падения Наполеона его любили и уважали, хотя почти все маршалы, пришедшие в Россию, погибли или были казнены. Мортье, взорвавший Кремль, сам был взорван бомбой, предназначавшейся королю Людовику-Филиппу. Жюно умер в сумасшествии, Ней и Мюрат расстреляны, Бертье бросился с балкона замка, Бессер убит под Люцерном, Дюрон убит в сражении…
Об адских мучениях
Один расслабленный, изнемогая в духе терпения, с воплем просил Господа прекратить его страдальческую жизнь.
— Хорошо, — сказал явившийся больному Ангел, — Господь, будучи неизреченно благ, соизволяет на твою молитву, Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: вместо одного года страданий на земле, которыми каждый человек очищается, как золото в огне, согласен ли ты пробыть три часа в адских мучениях? Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти, ты должен бы быть в расслаблении еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих, нет другого пути к небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Этот путь тебе наскучил на земле, — испытай эти муки только в течение трех часов, а после, молитвами Святой Церкви, ты будешь спасен.
Страдалец задумался: год страдать на земле — это ужасное продолжение времени! «Лучше же я вытерплю три часа в этих бесконечных муках, — сказал он себе, — чем год на земле».
— Согласен в ад! — сказал он, наконец, Ангелу.
Ангел тихо принял его страдальческую душу и, заключивши ее в преисподних ада, удалился от страдальца со словами утешения: «Через три часа явлюсь я за тобою!»
Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие отовсюду звуки неизъяснимых грешнических воплей, видение духов злобы в их адском безобразии, — все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание и вопли и ни ползвука радости в необъятной бездне ада; одни лишь огненные глаза
демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его и сжечь своим гееннским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал; но на его крик и вопли отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием гееннского пламени, которое клубилось в виду трепетавшего заключенного. Ему казалось, что протекли уже целые века страданий; с минуты на минуту ждал он к себе светоносного Ангела, — но Ангела не было. Наконец, страдалец отчаялся в его райском появлении, скрежеща зубами, застонал; но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в бездне гееннской, были заняты собою, своим собственным только мучением, и ужасные демоны в адской радости издевались над мучениями грешников.
Наконец, тихий свет ангельской славы разлился над бездною. С райскою улыбкою приступил Ангел к добровольному страдальцу и спросил о его состоянии.
— Не думал я, чтобы в устах ангельских могла быть ложь, — прошептал едва слышным, прерывающимся от страданий голосом страдалец. — Ты обещался взять меня отсюда чрез три часа, а между тем целые годы, целые века протекли в моих невыразимых страданиях.
— Что за годы, что за века? — кротко отвечал Ангел.
— Час, один только час прошел со времени моего отсутствия, и два часа еще быть тебе здесь.
— Два часа? — в испуге спросил страдалец. — Два часа? А это час только протек? Ох, не могу более терпеть; нет силы! Если только можно, если только есть воля Господня, — умоляю тебя: возьми меня отсюда! Лучше на земле буду я страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого пришествия Христова на суд, — только выведи меня отсюда. Невыносимо! Пожалей меня! — со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому Ангелу.
— Бог, как Отец щедрот, — отвечал Ангел, — являет на тебе благодать Свою, исполняя прошение твое. Но ты должен знать и помнить, сколь жестоки и невыносимы адские мучения.
