Категории

Читалка - Маленькая ручка


утеса, появится через несколько минут у входа в канал, между островков Эпьет и косой Лонг-Иль. Вдруг он становится виден — разрезающий море, тяжелый, нагруженный, с невидимой ватерлинией, ощетинившийся в проходах и до самой верхней палубы еще нечеткими на расстоянии силуэтами, которые с каждой секундой становятся все четче, пока по каналу приближается благословенное судно, везущее почту, любовников, друзей баллоны с газом, караваи хлеба в целлофане, ящики с фруктами, мебель и мужей. На пристани радость. Дети становятся неуправляемыми. Собаки лают. Недоносок пятнадцати лет хлопает в ладоши, роняя слюни в сумку своей матери.

Когда корабль вечером снова уйдет, в час, когда островки архипелага начинают вырисовываться тенями на фоне моря, окрашенного почти заходящим солнцем в алый цвет, в час, когда глаза блестят, как сдерживаемые слезы, когда развязанные перлини соскользнут с причала, прощальная сирена провопит три раза и корабль медленно отвернет нос от причала, на земле и на борту сожмутся сердца, сдавит горло и поднимутся руки, и будут долго махать, пока корабль не исчезнет вместе со своим следом и дымящей трубой — маленькая точка, высохшая на шкуре моря.

Корабли приходят, корабли уходят, на парусах или с мотором, привозя Рено и Сильви, увозя Лору и Бертрана или Катрин, приехавшую в одиночестве осушить в радушном доме Шевире сочащуюся, мучительную печаль любви, которую Этьен тотчас возьмется сократить до разумных пропорций тягостного воспоминания.

Лето течет и истекает все быстрее, в вечерах, утрах, приливах, со своими новостями, передающимися из дома в дом, от одного края острова до другого. Коко Муанару снова дали по роже. На этот раз один турист, разъярившийся из-за рыбы, импортированной из Булони, замороженной и бывшей на грани воскресения, которую ему продали за безумную цену. Он позвал хозяина, чтобы высказать свое недовольство, а Коко Муанар, пользуясь тем, что он единственный ресторатор на острове, некстати посмеялся и посоветовал недовольному клиенту

пойти пообедать в другое место. Удар достиг цели, и весь остров, повеселев, потянулся в кафе, чтобы посмотреть на фонарь Муанара, рассмешивший даже чаек и бакланов, отмщенных за скудные отбросы, с сожалением оставляемые им скрягой Коко.

Идет воскресная служба в крошечной церковке, где крестились все Шевире вот уже больше ста лет. Этьен — единственный взрослый в доме Шевире, никогда не пропускающий мессу. Он сопровождает в церковь племянников. Этьен благочестив? Нет. Он идет туда, как на рынок, чтобы выхватить взглядом знатока, прогуливающимся по рядам правоверных, «молодых и красивых христианок, которых Господь по доброте своей собрал на этом острове, чтобы доставить мне удовольствие».

Однажды вечером, как раз перед ужином, появляется красный вертолет Гражданской обороны, предназначенный для случаев серьезных происшествий, налетает на остров и садится на посадочную площадку. Не останавливая лопастей винта, он выпускает из себя двух мужчин с носилками. Издалека видно, как они бегут по дорожке к гостинице и выбегают оттуда через десять минут, неся на носилках привязанное к ним тело. Они скрываются в вертолете, тот немедленно поднимается в воздух и улетает в направлении Гранвиля. Каролина с трудом удержала близнецов, рвавшихся «посмотреть».

— Мы все узнаем, дети, — сказала Каролина, — все узнаем, не беспокойтесь!

Они все быстро узнали от подружки Мари Латур, проходившей по дороге, — важной, надутой, потому что все видела и совсем близко: гостиничный повар, безумно влюбленный в маленькую официантку, крутившую любовь с другим, решил покончить с собой, выстрелив в себя из ружья. Но неумеха только вогнал себе пулю в руку. Комментарий Мари Латур, стоявшей на пороге кухни, держа в руках блюдо с макрелью в горчичном соусе, которое она собиралась поставить в печь:

— Наложить на себя руки от любви? Вот дурень!

И Мари отправилась запекать макрель.

Среди историй, картин и миражей этого лета будет и появление китайской джонки из Сен-Мало. Сильвэн, поднявшись на

заре, увидит ее в подзорную трубу, поставленную на треногу, которую он постоянно держит на террасе, чтобы издали следить за своей лодкой на якоре или за полетом крачки, вьющей себе гнездо. Сильвэн вдосталь развлекается со своей подзорной трубой. В нее на мили просматривается горизонт, видно, как пылают на закате витражи в Мон-Сен-Мишель. Сильвэн наблюдает, словно до них рукой подать, за тем, что происходит на борту парусников, еще удаленных от острова, или за играми влюбленных, затерявшихся на пустынных островках и думающих, что они одни на свете. Он всего повидал, но ни разу не был свидетелем такого поразительного, фееричного зрелища, как медленное продвижение по каналу этой нереальной джонки с коричневым корпусом, с раскрытыми крыльями, так что видно брашпиль и якорь. Он увидел черный зрачок, нарисованный на белой роговице на носу судна. Заметил, как джонка безмолвно скользит по серому морю, в котором отражается лиловое рассветное небо; деревянный корабль, корабль из фильма, анахронично экзотический, корабль мечты, ошибшийся континентом и принявший нормандский Санд за Меконг. Сильвэн, остолбенев, долго следил за бурыми парусами, выпущенными на треть, двойными на корме, разделенными на этажи, как шторы, — округлившимися, гибкими, чувствительными, полощущимися вокруг мачты без штагов и перлиней. Он смотрел, как джонка проходит под домом, — с высокой, квадратной кормой ляпис-лазурной голубизны, с резными перилами, а на второй палубе с решетчатым настилом — причудливый экипаж из парней и девушек, наряженных мандаринами, корсарами, султаншами в развевающихся покрывалах, поющих какую-то протяжную песню, аккомпанируя себе на гитаре, пока джонка удаляется к Западу, в направлении Джерси. Остальные не поверят, когда за завтраком Сильвэн расскажет им о прохождении джонки. Каролина бросит на него встревоженный взгляд, дети посмотрят сурово, а Этьен шепотом посоветует братишке перестать курить по утрам травку, да еще в такую рань. Сам Сильвэн задумается, не явилось ли ему чудесное