Читалка - Анастасия

это не предприниматели. Сейчас мы найдём их.

Она водила и водила своим лучиком, попадая в большие и маленькие кабинеты, закрытые клубы, застолья и бордели... Голубоватое свечение было или очень слабым, или не было его вообще.

— Смотри — там уже ночь, а он всё сидит в прокуренном кабинете один, что-то не ладится у этого предпринимателя. А этот, смотри, какой довольный, в бассейне, и девочки рядом. Он под хмельком, но свечения нет. Он просто пытается забыться от чего-то, его самодовольство искусственно...

Этот дома. Вот его жена, ребёнок у него что-то спрашивает... Телефон... Вот пожалуйста, он снова посерьёзнел, даже близкие люди отодвинулись на задний план...

И снова, одна за одной, высвечивались всевозможные ситуаций, внешне хорошие и не очень, пока мы не наткнулись на ужасающую сцену. Вдруг возникла комната, вероятно в какой-то квартире, довольно респектабельной, но...

На круглом столе лежал обнажённый человек, его ноги и руки были привязаны к ножкам стола, голова свисала, рот заклеен коричневатой плёнкой. За столом сидели двое молодых, плотного телосложения мужчин, один коротко подстриженный, другой — с гладко при-лизанными волосами. В кресле поодаль, под торшером, сидела молодая женщина. Рот у неё тоже заклеен, ниже груди стягивал её бельевой шнур, прижимая к креслу. Каждая нога была привязана к ножке кресла. Она была в одной нижней разорванной сорочке. Рядом с ней сидел пожилой худощавый мужчина и пил что-то, наверное коньяк. На маленьком столике перед ним лежал шоколад. Те, что сидели за круглым столом, не пили. Они налили на грудь лежащего мужчины жидкость — водку или спирт — и подожгли. «Разборка», — понял я.

Анастасия увела лучик от этой сцены. Но я воскликнул:

— Вернись. Сделай что-нибудь!

Она вернула эту сцену и ответила:

— Нельзя. Всё уже произошло. Этого нельзя остановить, раньше надо было, сейчас поздно.

Я смотрел как

заворожённый и вдруг ясно увидел глаза женщины, наполненные ужасом и не молящие о пощаде.

— Так сделай! Сделай хоть что-нибудь, если ты небессердечная! — крикнул я Анастасии.

— Но это не в моих силах, это уже как бы запрограммировано раньше, не мной, я не могу вмешиваться напрямую. Они сейчас сильнее.

— Ну, где же эта твоя доброта, способности?

Анастасия молчала. Ужасная сцена слегка помутнела. Потом вдруг исчез пожилой, пьющий коньяк.

Вдруг я почувствовал слабость во всём теле.

Ещё почувствовал, как начинает неметь моя рука, к которой прикасалась Анастасия.

Я услышал её какой-то ослабевший голос. Она, с трудом выговаривая слова, произнесла:

— Убери руку, Владими... — Она не смогла даже договорить моё имя.

Я, вставая, оттянул от Анастасии свою руку.

Рука висела, словно онемевшая, как бывает, когда отсидишь руку или ногу, и была вся белая. Пошевелил пальцами и онемение стало проходить.

Я взглянул на Анастасию и ужаснулся. Её глаза были закрыты. Исчез румянец с лица. Под её кожей на руках и лице, казалось, не было вообще ни кровинки. Она лежала словно бездыханная. Трава вокруг неё, примерно радиусом метра в три, была тоже белой и поникшей. Я понял, что произошло нечто ужасное и крикнул:

— Анастасия! Что с тобой произошло, Анастасия?!

Но она никак не отреагировала на мой крик. Тогда я схватил её за плечи и встряхнул уже не упругое, а какое-то обмякшее тело. И всё равно — её абсолютно белые, бескровные губы молчали.

— Ты слышишь меня, Анастасия?

Чуть приподнялись ресницы, и на меня посмотрели потухшие глаза, уже ничего не выражающие. Я схватил фляжку с водой, поднял голову Анастасии и попробовал напоить её, но она не могла глотать. Я смотрел на неё и лихорадочно думал, что же делать.

Наконец её губы едва зашевелились и прошептали:

— Перенеси меня на другое место... к дереву

...

Я поднял её обмякшее тело и унёс подальше от круга с белой травой, положил у ближайшего кедра. Через некоторое время она стала понемножку приходить в себя, и я спросил:

— Что это с тобой произошло, Анастасия?

— Я постаралась выполнить твою просьбу, — тихо ответила она и добавила спустя минуту: — Думаю, у меня это получилось.

— Но ты ведь так плохо выглядишь, ты чуть не погибла?!

— Я нарушила естественные законы. Вмешалась в то, во что вмешиваться не должна. Это потребовало от меня все мои силы, энергию. Удивляюсь, что её хватило.

— Зачем ты рисковала, если это так опасно?

— У меня не было выхода. Ты ведь хотел этого. Я боялась не выполнить твою просьбу, боялась, что совсем перестанешь меня уважать. Будешь думать, что я только говорю, говорю всё... И ничего не могу в реальной жизни.

Её глаза смотрели на меня просяще и умоляюще, тихий голос немного дрожал, когда она говорила:

— Но я не могу объяснить тебе, как это делается, как работает этот природный механизм, я его чувствую, но объяснить, чтоб тебе понятно было, не могу, и учёные ваши, наверное, пока не смогут.

Она опустила голову, помолчала, словно набираясь сил. Снова посмотрела на меня умоляющими глазами и произнесла:

— Теперь ты ещё больше будешь считать меня ненормальной или ведьмой.

И мне вдруг очень сильно захотелось сделать для неё что-нибудь хорошее, но что? Я хотел сказать, что считаю её нормальным, обычным человеком, красивой и умной женщиной, но у меня не было ощущения обычного к ней отношения, и она со своей интуицией не поверила бы мне.

Я вдруг вспомнил её рассказ о том, как обычно в детстве здоровался с ней её прадед. Как вставал седой прадед на одно колено перед маленькой Анастасией и целовал её ручку. Я встал перед Анастасией на одно колено, взял её ещё бледную и немножко холодную руку, поцеловал и сказал: