Читалка - Анастасия

идут по реке мои теплоходы, они несут людям товары. Это я доставляю, даю людям и тебе могу дать нужные товары. А что можешь дать мне ты?

— Я? Что дать могу тебе? Дам каплю нежности небесной и дам покой, ты будешь гений ясноокий — я образ твой.

— Образ? Да нужен он кому, твой образ? Толк с него какой?

— Он тебе книгу для людей поможет написать.

— Ну вот, пожалуйста, опять ты с мистикой своей гадость можешь сотворить. Как человек, не можешь, значит, жить?

— Никогда и ничего плохого я никому не делаю и не могу сделать. Я — человек! Если тебя так волнуют блага земные и деньги, то подожди немножко — всё вернётся к тебе. Я виновата перед тобой, что так помечтала, что будет трудно тебе какое-то время, но как-то иначе ничего не придумалось тогда. Ты же логику не воспринимаешь, тебя нужно заставлять с помощью жизненных обстоятельств твоего мира.

— Вот, пожалуйста, — не вытерпел я, — значит,    всё-таки — заставлять? Делаешь это ты, а ещё человеком хочешь казаться обычным.

— Я — человек, женщина! — Анастасия волновалась, это было видно по тому, как она воскликнула: — Я же только хорошего, светлого хотела и хочу. Я хочу, чтобы очистился ты. Потому и задумала тогда поездку по святым местам, книгу. ОНИ это приняли, а с ними всегда тёмные силы борются, но никогда в главном не побеждают.

— А ты что же, со своим интеллектом, информацией, энергией при этом будешь в стороне как наблюдатель?

— При такой степени противостояния двух великих начал эффект от моих усилий ничтожно мал, нужна помощь и многих других из вашего мира. Я буду искать и найду их, как тогда, когда ты лежал в больнице. Только и ты сам ну хоть немножко стань осознаннее. Побори в себе дурное.

— Да что во мне такого уж дурного, что плохого я в больнице делал? И как это ты меня лечила, если тебя рядом

не было?

— Ты тогда просто не чувствовал моего присутствия, но рядом я находилась. Когда была на теплоходе, я принесла вам веточку звенящего кедра, которую ещё мама сломала, перед тем, как погибнуть. Я оставила её в твоей каюте, когда ты пригласил меня. Ты был тогда уже болен. Я почувствовала. Ты помнишь веточку?

— Да, — ответил я. — Веточка действительно долго висела в моей каюте, её видели многие из команды, я привез её в Новосибирск. Но не придавал ей никакого значения.

— Ты просто выбросил её.

— Но я ведь не знал...

— Да. Не знал... Выбросил... И не успела мамина веточка болезнь победить. Потом ты лежал в больнице. Когда вернёшься, внимательно посмотри историю своей болезни. В карточке ты увидишь, что несмотря на применение самого лучшего лекарства, улучшения не наступало. Но потом тебе ввели масло кедрового ореха. Врач, строго соблюдавший предписанные правила, не должен был этого делать, но он сделал то, чего нет ни в одном вашем медицинском рецептурном справочнике и вообще никогда не делалось. Ты помнишь?

— Да.

— Тебя лечила женщина, заведующая отделением одной из лучших клиник вашего города. Но это отделение не связано с твоим заболеванием. Она оставила тебя, хотя этажом выше в этом же здании находилось отделение по профилю твоего заболевания. Так?

— Да!

— Она колола тебе иголки, включая при этом музыку в полутёмной комнате.

Анастасия говорила всё то, что было со мной на самом деле.

— Ты помнишь эту женщину?

— Да. Это была заведующая отделением бывшей обкомовской больницы.

И вдруг Анастасия, глядя серьёзно на меня, сказала несколько отрывочных фраз, сразу потрясших меня, даже мурашки по телу пробежали: «Какую вы любите музыку?.. Хорошо... Вот так? Не громко?..». Она говорила эти фразы голосом и с интонациями заведующей отделением, которая меня лечила

.

— Анастасия! — воскликнул я.

Она прервала меня:

— Слушай дальше, ради Бога, не удивляйся. Ну попробуй, попробуй в конце концов осознать, что говорю я тебе, ну хоть немного мобилизуй свой ум. Всё это пока очень просто для человека...

И она продолжала:

— Эта женщина-врач, она очень хорошая. Она настоящий врач. Мне с ней было легко. Она добрая и открытая. Это я не хотела, чтобы перевели тебя в другое отделение. Другое соответствовало профилю твоего заболевания, а её нет. Но она просила своих начальников: «Оставьте, я вылечу». Она чувствовала — сможет. Она знала: твои болячки лишь следствие «другого». И с этим «другим» она пыталась бороться. Она врач.

 А как вёл себя ты? Продолжал курить, пил сколько хотел, ел и острое, и солёное, и это при такой сильной язве. Ты не отказывал себе ни в чём, ни в каких удовольствиях. Где-то в подсознании засело, но сам ты этого не подозреваешь, что тебе ничего не страшно, ничего не случится с тобой. Я не сделала ничего хорошего, и, скорее, наоборот. Тёмного в твоем сознании не убавилось, не прибавилось осознанности, воли. Когда ты уже был здоров, поздравить её с праздником, женщину, спасшую тебе жизнь, послал свою сотрудницу, а сам даже не позвонил ни разу. Она так ждала этого, она полюбила тебя как...

— Она или ты, Анастасия?

— Мы, если тебе так будет понятнее.

Я встал и, не зная почему, отошёл от сидящей на поваленном дереве Анастасии шага на два. Смешанность чувств и мыслей вызывала всё большую неопределённость в отношении к ней.

— Ну вот опять ты не понимаешь, как я это делаю, пугаешься, а догадаться просто — с помощью воображения и точного анализа возможных ситуаций. А ты опять обо мне подумал...

Она замолчала, наклонив голову над своими коленями. И я стоял молча. Думал: «Да что же она всё говорит и говорит разные невероятности