Категории

Читалка - Обида


а как-то весь сразу, целиком. А также вспомнились, как что-то далёкое, ушедшее, все последние тоскливые, мутные дни. Во рту у него стало сухо и горько. Он взглянул на бутылку, на телеграмму… Потом кинулся на кухню, с треском и бумажным шелестом распахнул ещё не распечатанное с зимы окно и крикнул в темноту:

— Дмитрий!

На улице было тихо. Только светилось сквозь нежную пушистую листву несколько окон в доме напротив.

— Дмитрий! Иди сюда.

Под окнами что-то зашуршало, и из кустов отчётливо донёсся одинокий приглушённый голос:

— Я сказал, в дом не пойду.

Митька вышел на освещённое место под окном.

— У меня и закусочка с утра приготовлена, — с некоторой обидой сказала Галина Фёдоровна.

— Давай, всё давай! — вскричал Кузьмич, ставя на подоконник стаканы. — Один момент, Митя, одну секундочку, дорогой…

Кузьмич опрометью бросился в комнату за водкой. Вернулся, на ходу сковыривая пробку, плеснул в стаканы и один протянул Митьке на улицу. Тот вежливо принял стакан, косясь через плечо Кузьмича на его жену, уставлявшую подоконник тарелками с закуской и бормотавшую, что всё не как у людей.

— Хватит, я сказал! — оборвал её Кузьмич. — Дмитрий, — голос Кузьмича торжественно задрожал, — у меня сегодня большой праздник. У меня родился внук. Федя. Назвали-то как… — Кузьмич всхлипнул, но быстро справился с собой. — Я хочу выпить за то, что в жизни и у нас есть радости. За то, чтоб и в твоей жизни ещё что-то хорошее случилось. Чтобы ты верил в своё светлое будущее… — Кузьмич ещё что-то сказал бы, но Митька на этих его словах аккуратно поставил стакан с водкой на подоконник, шагнул в кусты и растворился в темноте, словно сахар в чае. Будто его никогда и не было. — Дмитрий… — растерянно позвал Кузьмич и, ухватившись рукой за подоконник, сколько мог высунулся со стаканом водки наружу. — Дмитрий…

Никто ему не отозвался, и напрасно он, напрягая глаза, всматривался в непроглядную майскую темень — не было Митьки Петрова, да и вообще никого не было. Кузьмич уже хотел

всунуться обратно в комнату и уже вроде бы сделал необходимое движение, как всё вдруг исполнилось наоборот: ноги оторвались от пола и гиблая стремительная сила потащила его вперёд, вниз за окно. Кузьмич отчаянно забарахтался (как ему показалось, всем своим существом) и ценой невероятных усилий, подмяв животом тарелку с колбасой и сыром, опрокидывая Митькин стакан, удержался на подоконнике, ошалело и зыбко ловя сознанием и короткий вскрик жены, и неправдоподобно сухой звяк стакана, разбившегося об асфальт, и прерывисто бухающее в спёртой груди сердце.

Осторожно Кузьмич переместил центр тяжести и, только коснувшись пола и ощутив его незыблемую прочность, догадался, как недоставало ему правой руки, в которой мёртвой хваткой был зажат почти нерасплескавшийся стакан.

РИМСКИЙ ВОДОПРОВОД


1

Исключительно для тех, кто не знает, что такое русская баня, топимая «по-чёрному», или, как ещё говорят, «чёрная», или «курная» баня, я опишу конкретную, реально существующую баню. Она находится на границе Белоруссии и Брянской области.

Строил эту баню отец моего дальнего родственника, Владимира Павловича. Я его зову просто — Палыч. Впрочем, так зовут его все, кроме совсем уж маленьких ребятишек, которые называют его дядя Палыч.

Итак, строил эту баню отец Палыча. Притом строил не в том смысле, как, скажем, сейчас «строят» себе дачу или кооперативную квартиру, то есть оплачивают строительство, а именно строил, без всяких кавычек, рубил собственными руками и срубил на загляденье, потому что был известнейшим на всю округу мастером. Сам Палыч тоже неплохой плотник, хоть и не такой, как отец. Дело в том, что плотничает и столярничает он мало и редко. Так уж складываются обстоятельства его жизни. А плотник без практического применения своего мастерства — это всё равно что пианист без рояля. Работает Палыч егерем в Чериковском заказнике. Его участок находится недалеко от родной деревни Добрянки, но каждый день он вынужден ездить в Чериков, в контору заказника. А

это около тридцати километров… Притом непосредственно егерской работы на участке с него никто не снимает, так что свободного времени у Палыча мало, и это его очень сбавляет как плотника.

Поставлена эта баня в самом конце огорода, вписана в самый угол ограды, как сторожевая башня. Она и напоминает башню крепостью своих стен.

Это невысокое строение с двухскатной драночной крышей. Вместо окон два крохотных отверстия, которые окнами назвать нельзя — несправедливо. Эти отверстия больше похожи на летки в пчелином улье. Один такой леток находится сбоку и расположен довольно низко. Другой пробит под самым потолком, на задней стенке. Размером это отверстие ещё меньше бокового. Первое, боковое, застеклено и служит источником света. Второе» торцевое, чаще всего бывает заткнуто какой-нибудь тряпицей и служит для вентиляции.

Крыльца у бани нет, нет и трубы на крыше. Этим она отличается от деревенской избы, на которую очень похожа. Имеется чердак, заделанный с тыльной стороны и открытый спереди. Там Палыч хранит веники и залезает туда по приставной лестнице, которая валяется рядом с баней и имеет на одну (среднюю) перекладину меньше, чем ей положено.

Дверь в баню крепкая, добротная и низкая, так что входить приходится нагнувшись. Прежде чем привыкнешь к этой высоте, набьёшь себе не одну шишку на лоб. Но высота двери занижена не произвольно, а в силу необходимости, из технологических соображений.

Сразу же за дверью, открывающейся в огород, расположен тесный и тёмный предбанник с двумя узкими и короткими лавками по правую и левую сторону. Над лавками набито несколько гвоздей для одежды, и на эти гвозди, прежде чем повесить одежду, Палыч накалывает развёрнутые газеты, чтобы одежда не испачкалась, потому что стены (таково уж свойство, вернее, недостаток курной бани) покрыты жирной сажей. Те же газеты стелются и на лавки.

Предбанник, повторяю, крайне тесный. Вдвоём там существовать ещё можно, а втроём уже сложнее. На одной лавке места достаточно только одному.

Это