Категории

Читалка - Обида


— Строим?

Вздрогнув, Кузьмич обернулся и обжёгся о пылающий взгляд Митьки Петрова.

— Так ведь ещё рано… — промямлил Кузьмич, хотя готовился сказать ему совсем другое.

— Это не твои трудности, — оборвал его Петров, — давай рубль.

Кузьмич дал, удивляясь дешевизне. Петров посмотрел в кусты и негромко произнёс:

— Шурик.

Воробьи вспорхнули с песка, а в кустах завозились, и вышел немолодой человек с мясистым румяным лицом и крючковатым большим носом.

— Будет? — Шурик кивнул на Кузьмича.

Петров, не отвечая, протянул ему рубль.

— А если она мне не даст? — снова спросил Шурик.

— Маргарита даст. Скажи, от меня. Скажи, чтобы пива дала бутылку, а то если не скажешь, то и не даст.

Шурик лишь какое-то мгновение помедлил и в нерешительности ушёл. Петров потянулся назад, откуда-то из ветвей, нависших над лавочкой, извлёк гранёный стакан со следами красного с некоторым даже сиреневым отливом вина, поставил его на лавочку и сел рядом с Кузьмичом. Оба молчали. Кузьмич решил так: будь что будет, а там посмотрим… Всё происшедшее за какую-то минуту не то чтобы сильно удивило Кузьмича, а как-то позабавило. И хотелось узнать, что будет дальше.

За всё время ожидания они не проронили ни слова.

Вернулся Шурик. Руки у него были пустые. Он расстегнул пиджак, из-за пояса вытащил бутылку «розового крепкого» и бутылку пива.

— Как твой палец? — спросил Шурик у Петрова, и Кузьмич второй раз за сегодняшнее утро вздрогнул.

— Нормально, — буркнул Петров и осмотрел свой указательный палец, вдоль которого шла неглубокая подсохшая царапина.

Потом он взял «розовое крепкое», снял с горлышка золотистую фольгу и бросил её через голову в кусты, поставил бутылку на лавочку между колен, упёрся в пробку поцарапанным пальцем и без каких-либо усилий, неслышно утопил её в горлышко. Пробка замерла на поверхности вина, как поплавок в стоячем пруду.

— Любую бутылку открывает, — восторженно прошептал Шурик. — Отвёртки гнутся, а пальцу хоть бы что… Недавно горлышко лопнуло,

а палец цел. Только царапина…

— Отдохни — вспотеешь, — оборвал его Митька. — Наливай.

Шурик налил и протянул полный, чуть ли не с «шапкой», стакан Кузьмичу. И только тут Кузьмич понял, что зря он радовался дешевизне… Но минута требовала от него стойкости, и он, внутренне передёргиваясь, поднёс стакан к губам. Он пил открытыми глотками, как воду, и, к огромному изумлению, убедился, что «пошло хорошо». Шурик тем временем о край лавочки откупорил бутылку пива и подал её Кузьмичу ровно в тот момент, когда тот отнял стакан ото рта. Кузьмич покачал головой. Пиво не требовалось. Потом он, сглотнув слюну сказал:

— Вообще-то я пью только водку.

Шурик посмотрел на него с уважением, а Петров чему-то мрачно улыбнулся. И пока Шурик наливал себе и потом пил мелкими, придушенными глотками, он медленно, с расстановкой произнёс:

— Лев, царь зверей, ест только мясо. Нет мяса — ест хлеб. Нет хлеба… — Он подождал, пока Шурик допьёт и чисто символическим жестом выплеснет на землю подразумевающиеся остатки, и лишь тогда закончил: — Ест всё.

Себе Петров наливал сам, и наливал медленно. Видимо, ему нравился этот процесс. Он не отрываясь смотрел на тоненькую звенящую струйку.

— Одним? — заискивающе то ли спросил, то ли попросил Шурик.

Митька молча запрокинул голову, не так уж и широко приоткрыл рот и вылил вино прямо в горло. Его острый, словно обугленный от чёрной щетины кадык при этом ни разу не шевельнулся. Кузьмич непроизвольно глотнул. Шурик восхищённо крякнул.

Потом они сидели на лавочке и смотрели, как воробьи прыгают в песочнице, норовя попасть в освещённую солнцем половину.

Кузьмич, наверное, никогда не пил в такую рань, да ещё натощак, да ещё не закусывая, и теперь с неожиданным удовольствием прислушивался, как теплело в желудке.

Потом Шурик посмотрел на часы и заёрзал.

— Сейчас мои проснутся… Нужно будет скворчиху выгуливать… — говорил он якобы с неудовольствием, но по тому, как он причмокивает сочными губами и сдерживает улыбку, было заметно, что

это его втайне радует. — И ведь не утянешь с улицы… — добавил он и посмотрел на Митьку, словно извиняясь. — Вчера целый вечер на качелях прокаталась. У меня уже голова закружилась, а ей хоть бы что.

Петров отвлечённо смотрел в сторону и никак на эти слова не реагировал. Шурик покосился на бутылку, где ещё оставалось пиво. Очевидно, он осознал, что в ближайшее время ему больше не перепадёт, и оттого хотелось ещё сильней.

— Допей, — сказал Петров и, уже обращаясь к одному только Кузьмичу, спросил: — Ты вроде не очень болел?

Кузьмич совсем не болел. Не с чего было, но, чтобы не ударить лицом в грязь, сказал;

— Да, было вчера малость…

— Может, ещё по семнадцать капель или подождём?…..ласково спросил Петров.

Кузьмич пожал плечами.

— Хорошо бы вдогоночку, — с деланным оживлением откликнулся Шурик.

— Ты иди, иди гуляй со скворчихой, — беззлобно сказал ему Митька.

Шурик посидел ещё минут пять для приличия и с тяжёлыми вздохами поднялся.

Как только Шурик ушёл, Кузьмич решил, что наступила пора действовать. Он взглянул на Петрова, и ему показалось, что тот словно ждёт от него чего-то. «Наверное, чувствует, с кем имеет дело», — с некоторым довольством подумал Кузьмич и, напустив на себя этакую отеческую суровость, сказал:

— Да… ведь я только водку пью, да и то… — Тут он подумал, если заговорить о количестве выпиваемой нм водки, то это будет чересчур в лоб, и осёкся.

Петров ожидающе молчал. Беседа явно не начиналась, и тогда Кузьмич решил подъехать с другого боку.

— Как он теперь с ребёнком гулять будет? — спросил он чисто риторически, подразумевая, что, мол, нехорошо с ребёнком гулять выпивши.

— Ногами, — сказал Петров и посмотрел на него ещё задумчивее.

— Я имею в виду — за детьми глаз да глаз нужен, — робко сказал Кузьмич.

— Что же он, со стакана ослеп? — усмехнулся Петров. — Это от этилового спирта доходяги слепнут.

— Ну, всё-таки… — Кузьмич неуверенно пожал плечами, — ведь ребёнок… Да и жена может заметить. Это хорошо, когда