Читалка - Ночь без права сна

теперь живет Ярослав Калиновский с матерью…

Желая положить конец разговору, Ладжалов мягко сказал:

— Душа моя, в одном могу тебя заверить: Каринэ непременно позовет нас на свадьбу. Так что будем терпеливо ожидать дальнейших событий.

— О-о-о! Будь уверен, я смогу ворочать капиталами миллионера, не то что его управляющий, который, наверно, обкрадывает его каждый день!

Медея с каждым днем все больше изумляет всех своим голосом, который отличается редким мелодическим богатством и красотой. В консерватории гордятся своей ученицей. Ее ожидает блистательная карьера!

У баварских властей княжна Ачнадзе вне всякого подозрения. И до сих пор никому даже в голову не приходило, что в ее изолированной квартире на Мариенплац находят убежище агенты «Искры».

Таинственные гости, как тетушка Наргиз называет друзей Каринэ, — верх обходительности, спокойного достоинства. Да и как иначе? Каринэ необыкновенно восприимчива ко всему прекрасному, могут ли у нее быть плохие друзья?

В гимназии Наргиз изучала немецкий и сейчас так освоила разговорный язык, что редко кто узнавал в ней иностранку.

Старая консьержка с угодливой почтительностью относилась к богатым жильцам из двенадцатой квартиры. Ей платили за каждую уборку в пяти комнатах по три марки, и она просто рассыпалась в любезностях перед Наргиз. Главное достоинство этой женщины было в том, что она была лишена всякого любопытства. Жаль, зимой умерла. Ее сменила женщина лет сорока, одинокая, непомерно толстая и ленивая, но с хитринкой в глазах, весьма любопытная. Целыми днями она просиживает у окна, откуда ей видно, кто входит, кто выходит.

Когда Наргиз вышла из квартиры, консьержка мыла лестничную площадку.

— Добрый день, фрау, — проговорила консьержка, оставив свою тряпку. — Не жених ли вчера вечером приехал к вашей княжне?

— Да, жених, — закивала, опешив, Наргиз. — Как вы догадались? Молодой князь едет в Рим. К нам заехал на день-два. В Италии он будет покупать картины для своей виллы. — Все это Наргиз

говорила с полуулыбкой, тогда как холодный пот выступил у нее на лбу. Господи, а если вдруг придет Ярослав Калиновский, кем тогда его объявлять?

— Такие чемоданы! Видно, жених не поскупился, привез невесте дорогие подарки.

— О да…

— Фартит же людям! — с откровенной завистью покачала головой консьержка. — Так сегодня не заходить делать уборку?

— Я вам скажу когда, — сказала Наргиз, не зная, сколько пробудет молодой болгарин, которому нужно хорошенько «начинить» чемодан.

— Тогда, если можете, дайте мне вперед деньги. Тут ко мне захаживает один знакомый, большой любитель доброго вина. Тоже вдовец, — лукаво подмигнула консьержка.

— Да-да, конечно… — Наргиз достала из ридикюля пять марок. «Жених… Кто знает, что у этой нахалки на уме?» — не без тягостного чувства тревоги думала Наргиз, семеня вниз по ступенькам, как будто спасаясь от погони.

Каринэ она нашла в небольшой типографии на тихой Зенефельдштрассе. Теперь уже не в Лейпциге, а здесь мюнхенские рабочие конспиративно печатают «Искру».

— Как хорошо, что ты пришла с корзиной, — обрадовалась Каринэ. — Отнесешь все пачки домой…

Выслушав тетушку, Каринэ успокоила ее: вечером гость уедет. Надо договориться с извозчиком, чтобы подал экипаж к их подъезду ровно в девять…

Консьержка и ее ухажер встревожили Каринэ.

«Самый опасный»

В муфте из горностая, благоухающей тонкими французскими духами (с ней Каринэ не расстается даже на занятиях в консерватории), есть потайной карман. Он служит для переноски оттисков статей, а порой и целого номера «Искры» на явочные адреса. Статьи и газеты переправляют через границу, а затем в подпольных типографиях России их размножают.

В этот мартовский день Каринэ выполняет задание, требующее предельной осторожности.

Если бы она знала, какая встреча ее ожидает! Если бы знала…

В муфте заграничный паспорт на имя болгарина Дмитрия Иорданова. Паспорт надо передать сестре состоящего под надзором полиции дворянина Владимира Ильича Ульянова, который после

сибирской ссылки выехал из России в Германию сроком на шесть месяцев и не вернулся обратно.

Секретной иностранной службе русской охранки, раскинувшей по всей Европе сеть шпионажа за политическими эмигрантами, пока еще не удается выяснить местонахождение беглеца. Агенты шлют в Петербург одну за другой шифровки:

«В Германии Ульянова нет».

«Искра» в Женеве не печатается. За Плехановым установлен усиленный надзор. Ульянова в Швейцарии нет».

«В Париже и во всей Франции Ульянова нет».

Прекрасна Северная Пальмира ^[2], одетая в лед и сверкающий снег.

Зимний дворец. Кабинет Николая II.

Царь порывисто встал с кресла, заложив руки за спину, подошел к окну. Постояв минуту-другую, вернулся к массивному письменному столу и опять уселся. Взгляд вонзил в заголовок лежащей перед ним газеты:

«Российская социал-демократическая рабочая партия.

Искра — I»

— Угроза, так сказать: «Из искры возгорится пламя!» — иронически и сухо срывается с тонких губ. — Это «пророчество» позаимствовали у декабриста Одоевского…

Не смея шевельнуться, внутренне трепеща от недоброго предчувствия, при всех своих орденах и регалиях, точно каменное изваяние, на почтительном расстоянии застыл Рачковский — предводитель шпиков заграничной русской охранки.

Царь, хмуря брови, перечитывает: «…Внедрить социалистические идеи и политическое сознание в массу пролетариата и организовать революционную партию, неразрывно связанную со стихийным рабочим движением…»

— Я высоко ценю вас, — с укором смотрит на Рачковского монарх. — Но, как мне стало известно, нелегальщина сейчас приходит из заграницы.

— Ваше величество, — стараясь скрыть волнение и страх, почтительно заговорил Рачковский, — недавно на границе, в Радзивиллове, мои люди выследили и арестовали некоего Руденко, он же Ясинский, он же Одиссей.

— Не тот ли мятежник, которого когда-то судили в Одессе и отправили на каторгу?

— Именно он, ваше величество.

— Значит, бежал…

— Тогда арестованного препровождали в киевскую