Ваши цитаты
Войти
|
Меню пользователя
|
Читалка - Ночь без права сна
Название : Ночь без права сна
Автор : Каменкович Златослава Борисовна Категория : Историческая проза
Цитата: Ваш комментарий:
Анонимная заметка
надо отчаиваться. Я понимаю, тебе не терпелось побыстрее, хотя бы немного, но провезти то, что нам доверили… Когда еще маменькин багаж прибудет! Но, как видишь, спрятать на дне сундука все до единой книжки было бы куда надежнее…
— Да, ты предупреждала… — Как мудро сказал Одиссей: не старайтесь бросать в огонь опасности свои пока неопытные шестнадцать лет. Осторожность — азбука революционного подполья. Жандармский полковник (ладно пригнанный голубой мундир, густые светлые усы вразлет) высокомерно отчитывает чету Ладжаловых: — Хорошеньких же деток вы воспитали! Вот они, полюбуйтесь! Каринэ и Вахтанг стояли бледные, безмолвные, невыспавшиеся — всю ночь их немилосердно кусали клопы. — Поесть бы, — хмуро роняет Вахтанг. Мама (привлекательной наружности, с глазами точь-в-точь как у дочери) горько упрекает деток, которые опозорили родителей. Папа, элегантный господин, приносит извинения полковнику, представляет ему рекомендации тифлисского губернатора. Для полковника совершенно очевидно: люди богатые, мама главенствует в семье. Она корит дочку и сына, заставляет поклясться, что они «эту гадость» никогда читать не будут. — Мама, мы больше суток ничего не ели, — тихо пожаловалась Каринэ. — С ног валимся. — Господин полковник, разрешите детям поесть в буфете. Заверяю вас… — просит Ладжалова. — Отведите! — приказывает полковник унтеру. Полковник и Ладжаловы одни. — Это не положено, но… вы мать, читайте, — полковник протянул письмо. Ладжадов сидел точно каменный. — Да, да, это почерк моей дочери. По кто эти люди? Вера Засулич, какой-то Одиссеи… Мы их не знаем, правда, Андраник? Ладжадов пожал плечами. — Это государственные преступники. Они скрываются в Женеве. И ваши дочь и сын… — Ради бога, господин полковник… В вашей власти погасить искру до пожара, — взмолилась Ладжалова. — Я всего лишь слуга царя и отечества! — отрезал полковник, собрав «вещественные доказательства» и закрывая их в сейф. Пухленькая, унизанная дорогими кольцами смуглая ручка, как затравленный зверек, юркнула в черный замшевый ридикюль. С искусной осторожностью Ладжалова положила в открытый ящик письменного стола пачку екатеринок [1] И если бы Ладжаловы не видели, как полковник задвинул рукой ящик, вряд ли поняли бы, заметил ли он деньги.
Каринэ и Вахтанга отпустили на поруки родителям и разрешили следовать дальше. В каземате Петропавловской крепостиКаринэ окончила гимназию с золотой медалью. Встал вопрос, куда ей ехать учиться вокалу. — Италия? О, нет! Только в Петербург! — властно заявила мать. — Консерватория и там есть. — Да, дитя, — ласково сказал дочери Андраник Ваграмович. — Маменька права. И тетушке Наргиз ты будешь утешением, она после смерти мужа так одинока… Каринэ послушно поехала в Петербург. В консерватории приемные экзамены. У рояля с грациозной непринужденностью стоит вся в белом Каринэ. Блестящие длинные волосы подняты вверх и завязаны бантом. Лучезарная Джульетта! Ее голос сразу же захватил силой звука, свежестью, сочностью… — Господи, кто этому полуребенку открыл тайну пения? — тихо роняет один из величайших русских композиторов, — Диапазон — чуть ли не три октавы… Каринэ вся как пламя, как буря! В ее Джульетте безграничный мир радости и мук… Ненависть и зло хотят отнять Ромео! Разрушить их любовь! Нет, нет!!! И такая чудодейственная сила любви в голосе Каринэ, в трепетной, тонкой девичьей фигуре, в глазах… Вот она в сцене с монахом Лоренцо. Сила и смелость, она борется за любовь против ненависти… Она замолчала. Ждет. — Ее можно выпустить сразу на сцену! — слышит Каринэ чей-то приятный, мягкий баритон. Юной абитуриентке стоя рукоплещут все члены приемной комиссии. В Тифлисе солнечное, чуть морозное декабрьское утро. Кутаясь в меха, Ладжалова выходит из своего особняка и направляется к фаэтону. Ее догоняет молодой почтовый рассыльный. — Госпожа, вам срочная телеграмма из Петербурга. Пожалуйста, вот здесь распишитесь. Благодарю! — и, опустив пару гривенников в карман, он поспешил дальше.
Ладжалова уже в фаэтоне развернула телеграмму. — Куда поедем, госпожа? — почтительно спрашивает кучер. Изабелла Левоновна слова не может вымолвить, губы стиснуты, лицо мертвенно побледнело. — Подожди здесь, — наконец сказала, не взглянув на кучера. — Поедем на вокзал. Откуда только взялись силы! Стремительно взбежала по ступенькам (о, господи!), дрожащей рукой никак не могла попасть ключом в замочную скважину, и, потеряв всякое терпение, стала звонить и звонить без перерыва. Открыл муж, его кабинет был на первом этаже, дверь выходила прямо в вестибюль. — Что случилось, дорогая? — Звони на вокзал… закажи билеты… — Ладжалова взглянула на свои ручные часики. — Через два часа курьерский… на Москву. Там сделаем пересадку… — Ты меня пугаешь, Изабель, родная, что случилось? — Каринэ! — в порыве отчаяния зарыдала жена. — И это тогда, когда Ярослав Калиновский… пишет одно письмо за другим… «Если бы»… Но в том и трагедия, что «если бы» сейчас уже звучало с опозданием… Кузина Наргиз поставила самовар на стол, присела и заплакала. — Жандармы нагрянули ночью, — сквозь слезы начала рассказывать она. — Начали обыскивать квартиру. Господи боже мой! Кто меня захотел слушать! У них был ордер на обыск. Хвать этот злосчастный чемодан, открыли, а там… Чей чемодан? Кто дал? Где печатают эти листовки? Каринэ спокойно отвечает: «Вечером, уже совсем было темно, я возвращалась из консерватории. Смотрю — в нашем подъезде стоит этот чемодан. Никого нет. Я взяла, думаю, утром отнесу в полицейский участок. Нет-нет, я даже не открывала…» Тот, кто спрашивал, приказал Каринэ одеться. Ее увезли. Ах, если бы раньше… если бы вы успели приехать, когда она содержалась еще в городской тюрьме… По соседству живет старший надзиратель городской тюрьмы, возможно… Но теперь уже поздно, ее перевели в Петропавловскую крепость… Политическая тюрьма! Это повергает родителей в ужас. Ошеломленные, расстроенные, едва собравшись |
