Читалка - 99 франков

ведь им запрещено показывать такое у себя дома...

— Однажды сижу я на совещании и вдруг клиент мне выдает: "Все это, конечно, хорошо, но надо бы добавить перчику!" Знаешь, что я ему ответил? — "А соли не маловато?"

Утробный смех.

— Мой начальник непрерывно талдычит о "вкусности". Как будто он в жизни не слыхал слова "вкус"!

— Вкусу на ВКК не научишься.

— В любом случае, лучше сказать "я тебя обожаю", чем "я тебя не выношу".

— Самый клевый ролик — про парня, напевающего "get up... ah" в ожидании тачки, которая проезжает мимо каждый день.

— А я его не видел, подбросишь мне кассету?

— Гениально показано и, в то же время, абсолютно чисто по замыслу.

— А по-моему, чересчур эстетично.

— Эстетично, но неэтично!

— А я возмущен результатами шорт-листа.

— Да это наверняка япошки ни хрена не поняли.

— Но вообще-то, сделать порнушку из "Мегрелет" — это храбро!..

— А главное, до того дико, что поневоле впечатляет.

— Ну, держитесь, парни, вас разделают, как бог черепаху!

— Ты в курсе насчет последней фишки Тони Кэя? Он потребовал, чтобы для него построили туннель с шестью сотнями рыбин, прибитых к стенам, и ни разу им не воспользовался.

— Я тут раскручиваю новое издание, мне обязательно нужно с тобой посоветоваться: это будет называться "журналог" — помесь журнала и каталога.

— А почему не "катанал"? Тяжкий вздох и глаза к небу.

— Как там Софи?

— Ждет ребенка.

— Ну да! Лихо, — а я вот жду сэндвичей.

— Э-э-э-привет.

Это Матье Кокто, бывший концептуалист из BDDP, а ныне большой спец по созданию интернет-сайтов.

— Э-э-э-привет. Ну как твой скромный э-э-э-биз-нес?

— Идет помаленьку. Двести миллионов за полгода.

— Э-э-э-чего здесь околачиваешься

?

— Да вот, с поклоном к вашей милости. Нужна реклама для раскрутки моих говенных сайтов и еще одна, чтобы финансировать их. Новая экономика совсем не нова. Она, как и старая, держится только на рекламе.

— Я тебе вот что скажу: мы хитрый народ, — после того, как в восьмидесятые мы перекормили публику рекламой, мы внушили ей в девяностые, что устарели, а в двухтысячные, что смяты Интернетом, тогда как на самом деле мы никогда еще не были так всемогущи!

— Э-э-э-ну ладно, пока. Извини, э-э-э-спешу. Надо сходить в киберкафе на пляже, проверить, чего мне там наимейлили. Э-э-э-чао, ребята!

— Bye-bye.com!

А ночью вы все танцуете в "Nibarland", не вставая с кресел, как паралитики. Эта мода залетела к нам из Нью-Йорка: тамошний мэр так прижал ночные кабаки, что тусовщикам осталось собираться только в барах, где танцы запрещены. Поэтому теперь во всех барах — "Spy", "Velvet", "Jet", "Chaos", "Liquid", "Life" — посетители слушают записи на пределе громкости, не вставая с табуретов и размахивая руками в такт музыке. Ныне это поветрие перебралось через Атлантику к нам, и теперь вихлять задом на танцплощадке считается в высшей степени вульгарным. Сейчас во всем мире положено сидеть среди оглушительной какофонии, иначе тебя сочтут старой калошей. На каннской дискотеке сразу видно "туземцев" — они отплясывают в центре зала с местными красотками, веселясь, как деревенские дурачки; зато мы, рекламисты, гордо восседаем на банкетках, посасывая из бутылок и демонстрируя собратьям по искусству, что мы только-только из славного города Нью-Йорка. Кроме того, мы с Чарли раз десять за вечер нарочито шумно встаем из-за стола, уходим в сортир, выжидаем там минут с пяток, возвращаемся растрепанные, сопящие и дуем воду стакан за стаканом, почесывая носы, — пускай наши соседи-япошки знают, что у нас есть кокс, а у них нет.

Однако на сей раз у вас возникает

ощущение, будто вы угодили в один из фильмов Дэвида Линча: за благопристойной, приветливой видимостью скрывается какая-то темная угроза, тайная злоба, разрушительное безумие, и это понуждает вас улыбаться еще шире.

4

А теперь влезьте-ка в шкуру комиссара каннской полиции Санчеса Ферлозьо, 53 лет, сидящего в своем тесном кабинетике. День клонится к вечеру, вы безмятежно слушаете стрекот цикад, предвкушая мирный уик-энд и рюмочку белого у стойки "Бюффе де ла Гар", как вдруг — бац! — гром среди ясного неба: вам приходит e-mail с международным ордером на арест и приложенной к нему видеозаписью. Кликнув пару раз, вы вызываете картинку, и на экране возникает в черно-белом варианте троица французов, которые выходят из какой-то виллы и при этом орут: "Как думаешь, видеозапись осталась?" — "Нет, это же обычный домофон". — "Да если и осталась, все равно тут нас никто не знает". Вслед за чем на объектив надвигается рука, сжимающая увесистый булыжник.

Вы с трудом разбираете послание на английском, озаглавленное "First Degree Murder Prosecution" (ну и ну!); вы плохо знаете английский, но в общих чертах все ясно: в феврале текущего года полиция штата Флорида запросила муниципалитет Майами относительно лиц, получавших разрешение на натурные съемки в указанном городе.

Компьютер выдает вам имена и профессии трех подозреваемых французов, и теперь вам наконец становится ясно, зачем вас побеспокоили в самый разгар Каннского рекламного фестиваля. Вы с грустью вспоминаете ушедшие времена, когда работа комиссара полиции была такой неспешной, хотя и трудной, и снимаете трубку, чтобы получить список участников торжественной церемонии награждения во Дворце фестивалей на набережной Круазет.

Вы с Тамарой просыпаетесь только под вечер: плотные оконные портьеры "Карлтона" не пропускают света; кроме того, достаточно нацепить на дверь табличку "Do not disturb", и гостиничная служба навеки оставит