Читалка - Травматология любви

влюбленных, окружил мою первую любовь сплошным невезением. Стояло цветущее лето, а я заболел коклюшем, да еще зачем-то меня побрили наголо, и отражение в зеркале говорило мне: «Урод ты какой-то». И вдруг я безумно влюбился в Гульку, и через день все это уже заметили, уже посмеивались надо мной, а она…

«Володька, хи! Он такой лысый, такой смешной», — услышал я однажды ее слова, притаившись за забором. Это подружки сплетничали, кто в кого втюрен. Она кокетничала чуть-чуть и со мной, но на площадке, где играли все дети, старалась быть с двумя другими, более симпатичными и ладными ребятишками.

И вот как-то, когда она в очередной раз в игре предпочла Борьку и Мишку, я вдруг ужасно заревновал и, не помня себя, ударил Гульку, больно хлестнул прутом по голеньким ножкам!..

Я сам от себя этого не ожидал.

Она заплакала. Все меня испугались и разбежались. Я внезапно остался один. Навсегда запомнился этот миг — с ревом убегающая Гулька, ребята, с ужасом смотревшие на меня как на сумасшедшего…

Все. Я — один. И я совершил преступление. Я девочку ударил, беззащитную, ни в чем не виновную.

Совершенно подавленный, я поплелся домой. Ужас вины, любовь, жалость к Гульке, раскаяние — все смешалось во мне, и впервые возникла мысль — покончить с собой. Я не спал всю ночь, писал ей письмо, полное отчаяния и мольбы о прощении Я объяснял, что все случилось потому, что «я очень тебя люблю, ты не знаешь… Я тебя спасу, я за тебя жизнь отдам…»

Нарисовал вместо подписи красивый кораблик. Под утро, набравшись храбрости, перелез через забор, положил письмо к двери ее дома. И опять мне не повезло: не успел я отбежать, как пошел сильнющий дождь и бумажку с моим посланием размолотил. Весь вымокший и дрожащий, я сидел за сарайчиком, ждал, когда же она выйдет.

Дождь кончился, посветлело, и к ней на крыльцо прибежали две девчонки-подружки. Вышла и она, милая, улыбающаяся, еще сонненькая. Они посмотрели на этот размокший листок, ничего не поняли (но, может быть, догадались?!), похихикали

и порвали.

Все… Я так и не признался ей, не попросил прощения…

Потом долго искал… Помню, она говорила, что живет на Ново-Басманной улице. Но больше не встретил, а любовь жива до сих пор.

Единственным утешением оказалось то, что, как скоро выяснилось, любил мою девочку так несчастно не я один… Я узнал об этом, когда она и остальные ребята к концу каникул разъехались, и мы остались вдвоем с одним местным мальчишкой. Славкой, который тоже играл в нашей компании. Какого мы коротали вечер вдвоем и заговорили о том, кто кого любит. Я признался, что люблю одну девочку. Славка сказал, что тоже любит девчонку, и спросил: «А ты угадаешь, кого я люблю?..» И тут мы посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули: «Маленькую Гульку!» Не описать это душевное облегчение, этот внезапно вспыхнувший свет!.. Мы вдруг ощутили, что мы — товарищи по несчастью… или по счастью…

Наверное, только в детстве возможно соперничество-наоборот. Может быть, потому, что предмет любви удалился в недосягаемость? Дружба наша была короткой и дивной — глоток волшебного эликсира: мы оба вылечились от тоски и снова стали обыкновенными озорниками.

Ни эта моя любовь, ни последующие две, не менее страстные и несчастные, не имели касательства к сексу, бушевавшему как бы в другой, параллельной жизни. К полу — бесспорное, а к похоти — ни малейшего.

Слияние разных уровней человеческого существа — тела и души — великое таинство, без благоволения Свыше оно может и не состояться…

— А я вот не помню своих первых детских любовей и нелюбимостей… Может, что-то и было, но либо зарубка была неглубокая, либо быстро заросла.

И откуда дети берутся, мне папа (!) рассказал очень рано, но как — опять не помню… Все как-то само встало на свои места. То ли я была не слишком впечатлительная, то ли с родителями повезло, то ли память у меня сердобольная…

— Да, не у всех, слава Богу, это бывает обнаженно-болезненно, но почти каждый из нас проходит через глубокий внутренний слом, когда терпит первый крах

наивная детская вера; когда затаившееся неведение казнится безжалостной жизнью…

Сколько стоит Главная Тайна?

рассказ, составленный из вопросов подстрочный перевод с детского

Здравствуйте, меня зовут Родион, мне десять лет. Хочу спросить у вас, что такое любовь, что такое правда и тайна и как мне быть.

Когда мне было пять лет, я спросил у мамы, откуда я взялся. Она ответила: «Я купила тебя в роддоме».

Я спросил: «А что такое роддом? Такой магазин?» — «Да, — ответила мама, — это такой магазин». — «Где покупают детей, да?.. А сколько ты за меня заплатила?» — спросил я. «Очень дорого, сто рублей». «Значит, я стою сто рублей!» — обрадовался я. «Теперь ты стоишь еще дороже». — «сколько? Тысячу, да?» — «Да». — «А почему?» — «Потому что ты вырос». «А ты сколько стоишь?» — «Не знаю, — сказала мама. — Не помню, спроси у бабушки». — «Она тебя тоже в роддоме купила?» — «Да».

Я решил спросить обязательно, было очень интересно узнать, сколько стоит моя мама, но бабушка была в деревне. Поэтому я на другой день спросил у папы, сколько рублей он стоит.

Папа рассердился: «Что ты болтаешь. Человек не стоит нисколько. Это только рабов покупали за деньги». — «Значит, я раб», — сказал я. «Почему?» — удивился папа. «Потому что меня купили за сто рублей. А теперь могут продать за тысячу». — «что за глупости? кто тебе сказал такую ерунду?» — «Мама». — «Мама?.. А-а. Понятно».

Потом однажды мы пошли с папой в «детский мир» покупать машинку. Там было много красивых машинок, и папа объяснял мне, что их привозят сюда с фабрик, их там делают и затрачивают на это много материалов, потому они и стоят так дорого.

Я спросил: «На меня тоже затратили много материалов?» — «На тебя? да, — сказал папа. — Много». — «А-а, — сказал я, — понятно». — «Что понятно?» — встревожился папа. «Понятно», — сказал я, но сам не понимал, что понятно. Вспомнил, как папа сказал, что мама сказала мне ерунду насчет этих рублей. И спросил: «А на какой фабрике меня сделали?»

Папа долго думал