Читалка - Записки командира штрафбата

! Даю зелёную ракету — отбой. Перед этим я, заменив у «Максима» пулемётчика, вёл стрельбу по колокольне, и оттуда немецкий пулемет прекратил стрельбу. К выселку слева по траншее бежал фриц, я короткой очередью уложил его.

Единственная вражеская мина, прилетев от выселка, разорвалась передо мной. Результат — я оглушён, ранен в нос и в лоб осколками. Лицо залило кровью…

Всего за войну был я несколько раз ранен и контужен. Контузии вообще считать трудно — рядом рвётся мина, ты живой, но оглушенный, как рыба, отлежишься и идёшь.

Наложив бинты, санинструктор Александра Лопаткина, черноглазая и не по-женски отважная, подозвала моего заместителя по строевой части капитана Кукина, похожего на меня и по характеру, и по облику.

— Прими батальон! Я ничего не вижу, всё идёт кругами! — выдохнул я ему.

Тотчас меня Александра увела в медпункт, откуда я попал в медсанбат, расположенный у штаба нашего 14-го корпуса.

Поначалу замену комбата в батальоне никто не заметил — дым и взрывы. В ту же ночь на броневичке Кукин с группой солдат смело и прямехонько примчались в тот поселок, и фрицы, было их 15, дружно подняли руки. Они выполнили приказ своего командования: сдержать нас до этого часа.

Разъяренные штрафники никого в плен не взяли, прикололи всех штыками.

Уходя в медпункт, я зашел на секунды в дом, занятый под штаб полка. Здесь были новые командир полка и замполит. Я бросил им с гневом слова:

— Вы наблюдатели, а не командование! Почему не поддержали нас артиллерией?!

Но они только пожали плечами. Что понимали они, ещё не нюхавшие пороху!..

* * *

Пройдёт время. Окончится война. Я — в Одессе после госпиталя в ожидании назначения в Молдавию, в Бендеры, военкомом.

Гулял по городу, историческим местам, что я очень любил, посещал Дом моряка и Оперный театр, где больше глазел на скульптурные изваяния и стиле барокко. И вдруг почувствовал

затылком, что меня кто-то «ведёт», — это чутье осталось у меня на всю жизнь, с фронта.

Холостой, ещё крепкий парень, да ещё старший офицер, да ещё с двумя орденами Александра Невского (остальное не надевал), я нравился многим одесским девушкам из разных кругов. Однажды попал в гости к молоденькой женщине, у которой муж погиб в море. Уютный, небольшой красивый домик на Молдаванке. В комнатках — изумительная опрятность. Кто она? Украинка, гречанка, русская или еврейка? В Одессе не всегда поймёшь.

Я завёл разговор о штрафниках одесских… Она заинтересовалась. И вдруг из прихожей, где двери в сени были на нескольких запорах, появился громадный матрос. Я локтем тронул за кобуру пистолета, но не шелохнулся.

— Петро! Это наш человек! Ступай! — только и сказала моя амазонка, одна из красивейших особенных одесситок. И матрос словно провалился. И точно — ушёл через погреб в катакомбы…

А вскоре иду по Пушкинской. Навстречу — старший лейтенант в форме с иголочки. Невысокий, стройный и с орденом Красной Звезды на груди. Называет меня: «Комбат»! Значит, мой, но не могу вспомнить кто, столько их в батальоне перебывало, по всей стране я их потом встречал!

Это был один из той шестерки разведчиков-штрафников, что взяли за Волховом «языка». После чего их освободили, наградили и откомандировали в обыкновенные части. Затем, пройдя курсы младших лейтенантов, они вышли в офицеры, ведь, как правило, ниже среднего образования не имели.

На мой вопрос: «Что будешь делать?» — одессит усмехнулся: «Ишачить за рублики от получки до получки, даже как офицер, как вы, наши из того батальона никто не будет. Нам надо снять миллион из сейфа и жить на широкую ногу. Того света нет, как вы говаривали нам, значит, на этом — все брать».

Он даже предложил мне написать заявление, чтобы вступить в их «малину», как я понял,

причем даже на «дело» не ходить, а только для «вескости» их «подполья». Я пожурил его, что мало их перевоспитала война, сказал, к «ним» я не вступлю — не то место в этой жизни… Потом говорю: «Но мне интересно на ребят посмотреть твоих». Я знал, что все шестеро остались живы. «Ну, поехали». Тут он отошёл позвонить по телефону, и вскоре подъехала эмка. Привезли меня в какой-то подвал, окна в машине были закрыты шторками. Пусть, говорит мой старший лейтенант, посмотрят на тебя, а то еще ограбят на улице.

Сидели там мордовороты, все почти в матросской форме. Воры в Одессе почему-то носили матросскую форму. В большом зале со сценой, где я восседал в окружении моих однополчан, братьев-разбойничков, шли танцы под аккордеон и пианино. Но на душе у меня было неспокойно… Слева подсела красотка — пить воду с лица! Справа мой «старший лейтенант». Потом подошло ещё несколько «офицеров», в том числе из нашего штрафного. Чествовали меня шампанским! Ведь как-никак однополчане! Возможно, подумал я, здесь не все и воры? Но нет, истые разбойники, особенно один из них, с бычьей шеей силача, всё поглядывал на меня, если не злобно, то очень настороженно и недоверчиво. Об этом я шепнул своему «офицеру». Бык перешёл к другому столу. И всё как будто пошло в строку…

Меня отвезли к вокзалу, откуда до нашего Будённовского дома, где размещался резерв, было рукой подать. «Старлей» еще раз спросил о моем решении. Я остался твёрд. Мы расстались, и больше я его не встретил, но «кошка» всё-таки меня «пасла». А вдруг я окажусь «предателем»?! Но это было исключено: хоть убей меня, я не знал, куда меня возили в машине. Жалею только, что упустил возможность «припугнуть» «Чёрной кошкой» начальника резерва округа, полкового интенданта лет под