Ваши цитаты
Войти
|
Меню пользователя
|
Читалка - Слепая сова
Цитата: Ваш комментарий:
Анонимная заметка
стран, он оживляет давние, уснувшие чувства. Это был аромат, который источают какие-то снадобья, аромат, который исходит от снадобий, хранящихся в комнате роженицы и которые привозят из Индии. Может быть, мои отвары тоже издают этот аромат? Все эти запахи воскрешали далекие, забытые воспоминания об отце. Мой отец настолько был очарован Бугам Даси, что принял веру танцовщицы, веру в Лингама. Однако, когда девушка забеременела, ее выгнали из храма.
Я только родился, когда мой дядя вернулся в Бенарес из путешествия. И так как его вкусы и привязанности совпадали с отцовскими, он безумно влюбился в мою мать. В конце концов он ее обманул: поскольку он был поразительно похож на отца, он с легкостью это осуществил. Когда обман раскрылся, моя мать заявила, что бросит их обоих. Однако она предложила провести испытание коброй: кто из них останется жить, сказала она, тому она и будет принадлежать. Условие заключалось в том, что отец и дядя должны были остаться в темной, как колодец, комнате наедине с коброй. Когда змея укусит одного из них, он, естественно, закричит, и тогда заклинатель змей откроет дверь комнаты и спасет другого, и Бугам Даси будет принадлежать ему. Прежде чем их поместили в темную комнату, отец попросил Бугам Даси станцевать для него священный танец. Она согласилась. Под звуки флейты заклинателя змей, при свете светильника она стала танцевать, ее скользящие движения были полны смысла. Она извивалась, как кобра. Затем отца и дядю заперли в комнате с коброй. Сразу же за воплем раздался стон и смех, заставивший содрогнуться слышавших его. Это был какой-то безумный крик. Когда открыли дверь, из комнаты вышел дядя, но он в миг постарел от ужаса перед коброй — от шороха ползущей кобры, ее жуткого свиста, сверкающих глаз, от вида ее ядовитых зубов, тела, длинной шеи, заканчивающейся чем-то напоминающим ложку, и маленькой головки. От всего пережитого дядя вышел из комнаты совсем седым. Согласно условию Бугам Даси досталась ему. Трагедия заключалась еще и в том, что нельзя было понять, кто же все-таки спасся: мой отец или дядя. А поскольку после этого испытания у дяди помутился разум, он совершенно забыл свою прежнюю жизнь и не узнавал меня; отсюда люди заключили, что это был не мой отец, а дядя.
Разве эта сказка не имеет отношения к моей жизни? Разве это испытание, этот жуткий, вызывающий содрогание смех не должны были произвести на меня неизгладимое впечатление? С этих пор я был не больше чем лишним ртом, был чужим для всех. В конце концов мой дядя, или отец, возвращается по своим торговым делам обратно в Рей вместе с Бугам Даси и отдает меня своей сестре, то есть моей тетке по отцу. Кормилица рассказывала, что, когда моя мать со мной прощалась, она оставила тетке для меня бутыль красного вина, в которое были положены ядовитые зубы кобры, индийской змеи. Да, такая, как Бугам Даси, — что другое могла она оставить своему сыну на память? Красное вино, эликсир смерти, который с легкостью дарует вечное забвение. Должно быть, она сама выжала свою жизнь, как виноградную кисть, и подарила мне ее сок — тот самый яд, который убил моего отца. Теперь я понял, какой она оставила мне драгоценный подарок. Жива ли еще моя мать? Возможно, сейчас, когда я пишу эти строки, она, подобно змее, извивается перед светильником в каком-нибудь далеком индийском городке, танцует свой танец. Нагие любопытные женщины, дети, мужчины окружили ее. В это время мой отец, или дядя, седой, сгорбленный, сидит в стороне и вспоминает темную, как глубокий колодец, комнату, слышит свист змеи, вот она поднимает голову, глаза ее сверкают, шея надувается и обретает форму ковша, что-то на ее головке напоминает очки, спина — темно-серая. Во всяком случае, я был младенцем, когда меня поручили моей дорогой кормилице, и она также кормила и мою нынешнюю жену, ту потаскуху, и я вырос у своей тетки, той высокой женщины, у которой пепельные волосы падали на лоб, в этом доме вместе с ее дочерью, той потаскухой. С тех пор как я себя помню, я считал свою тетку матерью и любил ее. Я настолько любил ее, что взял в жены ее дочь, мою молочную сестру, потому что она была похожа на свою мать. Скорее, я был вынужден на ней жениться. Только раз она отдалась мне, и я этого никогда не забуду. Это случилось у изголовья смертного одра ее матери. Прошла большая часть ночи, все в доме давно спали, а я поднялся и в одной нижней рубахе и штанах побрел в комнату умершей — последний раз попрощаться с ней. У изголовья покойницы горели камфарные свечи, на живот ей положили Коран, чтобы шайтан не вселился в мертвое тело. Я откинул холст и увидел как всегда серьезное и привлекательное лицо моей тетушки. Все земные привязанности теперь покинули ее. Я невольно низко поклонился. В этот миг смерть казалась мне обычным и естественным делом… Вдруг я заметил легкую насмешливую улыбку, застывшую в уголке ее рта. Я хотел поцеловать ее руку и выйти из комнаты, но, обернувшись, увидел с удивлением ту потаскуху, которая стала потом моей женой. В присутствии мертвой матери, ее матери, она похотливо прижалась ко мне, потянула меня к себе, стала дарить мне горячие поцелуи! От тяжкого стыда я готов был провалиться сквозь землю. Я не знал, что мне делать. Покойница точно насмехалась над нами — мне казалось, что ее спокойная мертвая улыбка меняется. Против своей воли я обнимал и целовал девушку… Внезапно занавеска откинулась и из соседней комнаты вышел муж моей тетушки, отец той потаскухи, сгорбленный, с шарфом на шее. Он сухо, резко, омерзительно рассмеялся, рассмеялся так, что у меня мурашки побежали по телу. Плечи его тряслись от смеха, но он не смотрел в пашу сторону. От тяжкого стыда я готов был провалиться сквозь землю. Если бы я мог, я влепил бы пощечину покойнице, которая насмехалась над нами. Какой позор! Я в страхе выбежал из комнаты. И все это случилось из-за той потаскухи! Возможно, все это было подстроено, чтобы заставить меня взять ее в жены.
Несмотря на то что мы были молочные брат и сестра, я был вынужден взять ее в жены, чтобы не пострадала их |
