|
Читалка - Крушение
Цитата: Ваш комментарий:
Анонимная заметка
писал он, — что ты выдержал экзамены, но были огорчены, не получив известий об этом от тебя самого. Давно уже о тебе ничего не слышно. Обязательно напиши, как живешь и когда собираешься в Калькутту».
Не лишне будет заметить, что уехавший в Англию юноша, на которого так рассчитывал Оннода-бабу, уже успел стать адвокатом и вернуться на родину. Теперь он собирался жениться на девушке из богатого дома. А тем временем Ромеш все еще не мог решить, следует ли ему после всего случившегося встречаться с Хемнолини. Наконец, он пришел к выводу, что говорить сейчас кому-нибудь о Комоле и его отношениях с ней значило бы очернить ни в чем не повинную девушку в глазах общества. И в то же время, разве он имеет право возобновить свои отношения с Хемнолини, прежде чем не расскажет ей все? Во всяком случае, медлить дальше с ответом на письмо Онноды-бабу было по крайней мере невежливо, и Ромеш написал: «Очень прошу извинить меня, но по весьма серьезным причинам я был лишен удовольствия видеться с Вами». Однако своего нового адреса он не указал. Отправив ответ по почте, он на следующий же день надел адвокатскую шапочку и вышел из дому с намерением нанести, наконец, свой первый визит в алипурский суд. Возвращаясь однажды из суда, он прошел некоторую часть пути пешком и уже собирался нанять экипаж, как вдруг услышал хорошо знакомый голос: — Папа, да ведь это же Ромеш-бабу! Стой, кучер, стой! — и Ромеш увидел поровнявшийся с ним экипаж. Оннода-бабу с дочерью возвращались в этот день с пикника, устроенного в алипурском зверинце. Стоило только Ромешу снова увидеть спокойное и ласковое лицо Хемнолини, ее сари[8], уложенное особыми складками, ее такую необычную, но столь знакомую ему прическу, гладкие запястья и золотые граненые браслеты на руках, как он сразу лишился дара речи и горячая волна чувств затопила его сердце. — Как хорошо, что мы встретили тебя, — заговорил Оннода-бабу. — Ты почти совсем перестал писать нам, а если и пишешь, не сообщаешь обратного адреса. Куда ты сейчас направляешься? Какое-нибудь неотложное дело?
— Да нет, просто возвращаюсь из суда, — ответил Ромеш. — Тогда едем к нам пить чай. Сердце Ромеша радостно забилось, ни о каких колебаниях больше не могло быть и речи. Он уселся в экипаж и, чтобы скрыть свое смущение, спросил Хемнолини, как она поживает. — Что же вы сдали экзамены и даже не потрудились сообщить нам об этом, — сказала она, не отвечая на его вопрос. — Я слышал, вы тоже сдали экзамены, — растерянно вымолвил Ромеш. — Хорошо еще, что вы хоть помните о нас, — рассмеялась девушка. — Где ты теперь живешь? — спросил Ромеша Оннода-бабу. — В Дорджипаре. — А разве твое прежнее жилище в Колутоле было так уж плохо? В ожидании ответа Хемнолини с особым любопытством смотрела на Ромеша. И неожиданно для себя он сказал: — Я уже решил снова переехать туда. Ромеш прекрасно понял, что Хемнолини сочла за оскорбление то, что он поселился в другом районе, и, не зная, как оправдать свой поступок, он окончательно пал духом. Однако дальнейших вопросов не последовало, Хемнолини демонстративно не смотрела в его сторону. Ромеш не в силах был долго вынести это и неожиданно заговорил: — Неподалеку от Хедуйя живет один мой родственник… Вот я и поселился в Дорджипаре, чтобы иметь возможность видеться с ним. Слова Ромеша хоть и не были абсолютной ложью, но все же звучали крайне неубедительно: неужели расстояние от Колутолы до Хедуйя так велико, что, живя на старом месте, нельзя время от времени навещать своего родственника? Хемнолини все еще была погружена в созерцание дороги. Несчастный Ромеш никак не мог придумать, что бы еще сказать. Ему удалось выдавить из себя одну лишь фразу: — Что слышно о Джогене? — Провалился на юридических экзаменах и отправился проветриться на запад, — ответил Оннода-бабу. Когда экипаж остановился возле их дома, знакомая комната, знакомые предметы вновь окутали Ромеша своими чарами. Из груди его вырвался тяжкий вздох. За чаеч Ромеш не произнес ни слова. Неожиданно Оннода-бабу сказал:
— Долго что-то ты пробыл на этот раз дома. Наверно, задержали какие-нибудь дела? — Мой отец умер, — ответил Ромеш. — Что ты говоришь? Какое несчастье! Как это произошло? — Он возвращался домой в лодке. Внезапно поднялась буря, лодка опрокинулась, и отец погиб. Как проясняется небо, когда налетевший сильный ветер разгоняет мрачныё тучи, так и при этом горестном сообщении в одно мгновенье исчезла всякая напряженность между Ромешем и Хемнолини. «Я плохо думала о Ромеше, он озабочен делами и опечален смертью отца, — думала Хемнолини. — Вот и сейчас он, наверно, продолжает еще страдать, а мы, ничего не зная о его семейном горе, о том, какая тяжесть у него на сердце, вздумали его обвинять». И Хемнолини удвоила свое внимание к осиротевшему юноше. Видя, что Ромеш ничего не ест, она принялась угощать его с особым усердием. — Вы перенесли большое потрясение, вам нужно беречь себя, — говорила девушка. — Папа, — обратилась она к отцу, — мы никуда не отпустим Ромеша, пока он не поужинает с нами. — Прекрасно, — ответил Оннода-бабу. В это время явился Окхой. С некоторых пор первое место за чайным столом Онноды-бабу принадлежало ему. Поэтому, увидев здесь Ромеша, он был неприятно поражен. Однако, быстро овладев собой, он сказал с улыбкой: — А, Ромеш-бабу! Я уже думал, что вы нас совсем забыли. Ромеш только слабо улыбнулся. — Ваш отец так неожиданно вас похитил. Я решил было, что он вас не выпустит, пока не женит, — продолжал Окхой. — Надо полагать, опасность миновала? Хемнолини кинула на него сердитый взгляд, а Оннода-бабу заметил: — Ромеш лишился отца. Побледневший Ромеш сидел, опустив голову. Хемнолини страшно рассердилась на Окхоя за то, что он вновь заставил Ромеша страдать, и поспешно сказала: — Вы еще не видели нашего нового альбома, Ромеш-бабу. Принеся альбом, она положила его перед юношей и принялась показывать ему фотографии. Затем, как бы невзначай, спросила: — Скажите, |