Ваши цитаты
Войти
|
Меню пользователя
|
Читалка - Крушение
Цитата: Ваш комментарий:
Анонимная заметка
банановое дерево. — Замечательно, великолепно! — продолжал он. — Впрочем, поступай, как знаешь. Захотел отменить приглашения — отменяй! А если меня спросят, я отвечу, что ничего не знаю, что знает только жених, и он один может объяснить, почему свадьба отложена и когда ему будет угодно ее назначить.
Ромеш стоял молча, опустив голову. — А Хемнолини ты об этом сказал? — спросил Оннода-бабу. — Нет, она еще не знает. — А ей-то все-таки не мешало бы знать, ведь это не только твоя свадьба. — Я решил сказать ей после того, как переговорю с вами. — Хем! — позвал Оннода-бабу. — В чем дело, отец? — спросила девушка, входя в комнату. — Ромеш говорит, что из-за каких-то там важных дел у него нет времени устраивать сейчас свадьбу. Хемнолини изменилась в лице и пристально взглянула на Ромеша. Юноша виновато молчал. Он не ожидал, что это известие будет преподнесено Хемнолини в такой форме. Всем своим измученным сердцем Ромеш прекрасно понимал, как глубоко должно ранить Хемнолини это неприятное сообщение, переданное притом столь неожиданно и грубо. Но выпущенную стрелу не вернешь, и Ромеш ясно видел, что эта стрела вонзилась в самое сердце Хемнолини. Сказанного смягчить нельзя было ничем. Все совершенно ясно: свадьбу придется отложить, у Ромеша важное дело, и он не хочет сказать, в чем оно заключается. Никакого нового объяснения тут не придумаешь. Оннода-бабу взглянул на дочь. — Ну, дело это ваше, вы и решайте, как быть. — Я ничего не знала, отец, — низко опустив голову, ответила Хемнолини и тут же скрылась за дверями, как исчезают последние лучи солнца, закрытого грозовыми тучами. Оннода-бабу, делая вид, что читает газету, погрузился в размышления. Ромеш несколько минут сидел неподвижно. Затем вдруг резко поднялся и вышел из комнаты. Войдя в большую гостиную, он увидел Хемнолини, молча стоявшую у окна. Перед ее глазами была предпраздничная Калькутта: по всем улицам и переулкам, подобно реке в половодье, катился и бурлил пестрый людской поток.
Ромеш медлил подойти к Хемнолини. Несколько минут он стоял, не отрывая от нее пристального взгляда. Надолго сохранилось в его памяти очертание освещенной неярким осенним солнцем фигуры, неподвижно замершей в нише окна. И тонкий овал лица, и локоны красивой прически, и нежные завитки волос на затылке, и мягкий блеск золотого ожерелья, даже свободно падающий с левого плеча край одежды, — все, все, до мельчайшей детали запечатлелось в его измученном сердце, будто высеченное резцом скульптора. Наконец, Ромеш медленно подошел к девушке. Но, казалось, Хемнолини приятнее было смотреть на прохожих, чем на стоявшего рядом с ней юношу. — У меня к вам просьба, — произнес он голосом, в котором дрожали слезы. Почувствовав, сколько муки и мольбы скрывается в его словах, Хемнолини быстро повернулась к нему. — Верь мне, — продолжал Ромеш, впервые обращаясь к ней на «ты». — Обещай, что будешь верить. А я призываю в свидетели всевышнего, что никогда не обману тебя! Больше Ромеш не произнес ни слова, но глаза его были полны слез. Тогда Хемнолини взглянула ему прямо в лицо, и в этом взгляде он прочел сострадание и любовь. Однако уже через мгновение мужество покинуло ее, и слезы потоком хлынули из глаз. Здесь, в уединении оконной ниши, без слов и объяснений, между ними произошло полное примирение. Необычайное спокойствие охватило обоих. Тихая, омытая слезами грусть овладела Ромешем, и несколько минут протекли в молчании. Затем с глубоким вздохом облегчения он сказал: — Хочешь знать, почему я отложил на неделю нашу свадьбу? Хемнолини молча покачала головой: нет, она не хотела этого знать. — Тогда я все расскажу тебе после свадьбы. При упоминании о свадьбе слабый румянец вспыхнул на щеках Хемнолини. Сегодня, после полудня, когда она радостно наряжалась к приходу Ромеша, ее взволнованное предстоящей встречей воображение рисовало множество шуток, тайных объяснений и всяких других картин счастья. Но ей и в голову не могло прийти, что всего через несколько минут они обменяются гирляндами верности[11], что прольются слезы, что между ними не будет никаких объяснений — просто они несколько мгновений простоят рядом, и возникшие от этого безмерная радость, глубокий покой и безграничное доверие друг к другу соединят их теснее любых признаний.
— Тебе надо пойти к отцу, — проговорила, наконец, Хемнолини. Он очень расстроен. С легким сердцем, готовый встретить грудью любые удары, которые захочет обрушить на него мир, отправился Ромеш к Онноде-бабу. Глава пятнадцатаяОннода-бабу с беспокойством взглянул на Ромеша, когда тот снова вошел к нему. — Дайте мне список приглашенных, и я сегодня же извещу их о перемене дня свадьбы, — сказал Ромеш. — Значит, ты все-таки решил отложить ее? — спросил Оннода-бабу. — Да, иного выхода я не вижу. — В таком случае, дорогой мой, запомни одно: все это меня не касается, что нужно, устраивай сам. Я не желаю, чтобы надо мной смеялись. Если ты хочешь такое дело, как брак, превращать в какую-то детскую игру, то людям моего возраста лучше в ней не участвовать. Вот тебе список приглашенных. Большая часть средств, которые я уже истратил, теперь пропадет даром, а я не могу себе позволить пригоршнями швырять деньги в воду. Ромеш готов был принять на свои плечи все бремя расходов и хлопот. Он уже собрался уходить, когда Оннода-бабу остановил его. — Ромеш, ты решил, где будешь практиковать после свадьбы? Полагаю, не в Калькутте? — Нет, конечно. Подыщу хорошее место где-нибудь на западе. — Вот это правильно. Неплохое место, например, Этойя. Вода там чрезвычайно полезна для желудка. Мне как-то случилось прожить в Этойе целый месяц, и я убедился, что даже мой аппетит стал куда лучше. Знаешь, дорогой, ведь на всем свете у меня одна Хем. И она не сможет быть вполне счастлива без меня и у меня не может быть без нее покоя. Потому-то я так и забочусь, чтобы ты непременно выбрал здоровую местность. Оннода-бабу, воспользовавшись тем, что Ромеш чувствует |
