|
Читалка - Крушение
Цитата: Ваш комментарий:
Анонимная заметка
. Ло едва пробежала она глазами несколько строк, как лицо ее запылало от стыда, и она отшвырнула письмо прочь. Затем, справившись с первым порывом отвращения, подняла его и прочла с начала до конца. Все ли в нем было ей ясно, не знаю, но ей ка; залось, будто она держит в руках что-то грязное. Ведь это был призыв создать домашний очаг для человека, который не был ее мужем! Ромеш давно знал обо всем и теперь так оскорбил ее. Неужели он думает, что если Комола стала относиться к нему с большей теплотой после их переезда в Гаджипур, то это потому, что он — Ромеш, а не оттого, что он ее муж? Вероятно, именно так он считает и поэтому из жалости к «сиротке» написал ей это любовное послание. Но как, как она теперь докажет ему, что он ошибся? За что выпали на ее долю такой позор, такое несчастье? Ведь никогда в жизни она никому не причиняла зла! Дом Ромеша, на берегу Ганга, казался ей теперь каким-то чудовищем, которое собирается поглотить ее. Как же спастись? Два дня назад девушке и во сне не снилось, что Ромеш будет внушать ей такой ужас!
В это время в дверях комнаты появился Умеш и слегка кашлянул. Видя, что Комола не замечает его, он тихо позвал ее: — Мать! Когда Комола обернулась, Умеш, почесав в затылке, сказал: — Знаешь, сегодня Сидху-бабу по случаю свадьбы своей дочери пригласил музыкантов из Калькутты. — Ну и хорошо, Умеш, — ответила Комола. — Сходи туда, посмотри. — Принести тебе завтра утром цветов, мать? — Нет, нет, цветов не нужно. Умеш уже собрался уходить, но Комола неожиданно вернула его: — Умеш, ты идешь на представление, вот возьми пять рупий! Умеш был поражен. Он никак не мог понять, какое отношение имеют пять рупий к представлению. — Мать, ты, наверно, хочешь, чтобы я купил тебе что-нибудь в городе? — Нет, мне ничего не надо. Оставь деньги у себя, они тебе пригодятся! Когда смущенный Умеш направился к выходу, Комола опять задержала его: — Умеш, неужели ты пойдешь на представление в этом платье, что люди скажут? Умеш не думал, что люди много ожидают от него и будут обсуждать недостатки в его туалете. Поэтому он совершенно не заботился о чистоте дхоти[39] и его не волновало отсутствие рубашки. На замечание Комолы он лишь усмехнулся.
Комола вынула два сари и протянула их Умешу: — Вот возьми и надень. При виде красивых и широких полотнищ сари Умеш пришел в неописуемый восторг и упал к ногам Комолы, чтобы выразить глубину своей благодарности; затем, строя гримасы, в тщетной попытке скрыть переполнявший его восторг, удалился. После его ухода Комола смахнула слезинки и молча стала у окна. В комнату вошла Шойлоджа. — А мне ты не покажешь письмо, сестра? — спросила она. У нее от Комолы не было никаких тайн, поэтому она имела право требовать от подруги такой же откровенности. — Вот оно, диди, — ответила Комола, указывая на валяющееся на полу письмо. «Надо же, до сих пор сердится», — подумала про себя Шойлоджа. Затем подняла его и прочла. В письме много говорилось о любви, но все-таки оно было какое-то странное. Как может муж писать жене такие письма! Нет, решительно очень странное послание! — Твой муж, наверное, пишет романы, сестра? — обратилась она к Комоле. При слове «муж» Комола как-то испуганно сжалась. — Не знаю, — ответила она. — Так, значит, сегодня ты уйдешь в свое бунгало? — спросила Шойлоджа. Комола кивнула головой. — Я бы тоже хотела побыть с тобой там до сумерек, но, право, не знаю, как быть, — ведь сегодня к нам зайдет жена Норсинха-бабу; наверно, мать пойдет с тобой. — Нет, нет, — поспешно проговорила Комола. — Что ей там делать? Есть же слуги. — Да еще твой телохранитель Умеш, — сказала со смехом Шойлоджа. — Так что тебе нечего бояться. Тем временем Уми стащила карандаш и, царапая им на чем придется, громко болтала что-то непонятное, что должно было, очевидно, значить — «я учусь». Комола оторвала ее от этих литературных упражнений и, когда девочка пронзительным голосом стала выражать свой протест, сказала ей: — Идем, я дам тебе что-то очень красивое!
Она унесла ребенка в комнату и, усадив на кровать, принялась горячо ласкать. Когда же Уми потребовала обещанный подарок, Комола открыла ящик и достала оттуда пару золотых браслетов. Получив столь ценные игрушки, Уми несказанно обрадовалась. И как только Комола надела их ей на руки, девочка, торжественно вытянув свои украшенные звенящими браслетами ручонки, отправилась показывать подарок матери. Но Шойлоджа тотчас отобрала их, чтобы вернуть владелице, и заметила: — Что за странности у Комолы! Зачем она дает ребенку такие вещи? При подобной несправедливости к небесам понеслись отчаянные жалобы Уми. Тут вошла Комола. — Я подарила эти браслеты Уми, сестра, — сказала она. — Ты, наверно, с ума сошла! — воскликнула изумленная Шойлоджа. — Нет, нет, ты ни за что не должна мне их возвращать. Переделай их в ожерелье для Уми. — Честное слово, я никогда еще не встречала такой расточительной особы, как ты, — и она обняла Комолу. — Теперь я ухожу от вас, диди, — начала Комола. — Я была здесь очень, очень счастлива, как никогда в жизни, — и слезы закапали из глаз девушки. — Ты говоришь так, будто бог знает как далеко уходишь, — проговорила Шойлоджа, тоже едва сдерживая слезы. — Не очень-то тебе было хорошо у нас. Но теперь, когда, наконец, все трудности позади, ты станешь сама счастливой хозяйкой в своем доме, и когда нам случится зайти к тебе, будешь думать: «Скорей бы миновала эта напасть!» Когда Комола уже совершила пронам[40], Шойлоджа заметила: — Я зайду к вам завтра после полудня. В ответ Комола не вымолвила ни слова. Придя в свое бунгало, она нашла там Умеша. — Это ты? А почему не пошел на представление? — спросила она. — Так ведь ты должна была вернуться, поэтому я… — Ну, нечего тебе об этом беспокоиться! Ступай на праздник, здесь же Бишон остается. Иди, иди, не задерживайся! — Да теперь-то уж на представление поздно. — Все равно, ведь на свадьбе всегда бывает интересно, иди, посмотри все |