Категории

Читалка - В городе Сочи темные ночи (сборник)


же! Как похоже! — восклицал он. — У нас в Италии тоже, когда молодой человек уезжает от родителей в большой город, ему дают с собой всякие домашние заготовки, и он такой же нагруженный, как и брат Веры… И больницы у нас такие же отвратительные, как вы показали в фильме.

Из Флоренции нас повезли в маленький, не тронутый цивилизацией городок Сьена. Там мы побывали на его знаменитой трапециевидной площади, на которой устраиваются ежегодные скачки и наездники в средневековых костюмах, украшенных гербами, отстаивают каждый честь своего района.

А из Сьены — обратно в Рим.


На улицах Рима и Флоренции очень часто можно подобрать уроненную кем-то монету достоинством в 100 или 500 лир. На них ничего нельзя купить, и, я думаю, итальянцы просто ленятся нагибаться за ними. Эти монеты годятся для того, чтобы бросать их на счастье кабану в пасть или в речку, чтоб вернуться в эти места…


Я иду по тенистой набережной вдоль реки Тибр. Цель моя — остров. На острове есть площадь, и я хочу там побывать, пока мой муж встречается с корреспондентками из разных итальянских газет. Вопросы у них один оригинальней другого: с чего это Васе вдруг в голову пришло такой фильм снимать, и кто из режиссеров на него влияние оказывал, и кем мы с Васей друг другу приходимся — мужем и женой или братом и сестрой…


За последние годы я растеряла всех друзей. Их было немного, а сейчас и вовсе пусто. Слава богу, никто не умер! Некоторые уехали навсегда заграницу, и след их затерялся. А если не затерялся и вспыхивают слабые маяки — приветы, которые они шлют, то я чувствую, что это уже не те люди, с которыми я дружила, а их тени.

После успеха "Маленькой Веры" от меня шарахались. И так же вот отшатнулась та часть друзей, что никуда не уезжала. Как странно. Лично мне моя кратковременная слава не дала ничего. Единственно, я стала более ленивая, а окружающим, насколько я понимаю их, кажется, что я поднялась куда-то и увидела нечто, и потому стала другая. Но другой я стала позже…

Белый лист бумаги передо мной на столе. И я исписываю его словами. Потом перечитываю написанное. Буковки, буковки, принесите мне счастье! Отдельные удачные, на мой взгляд, предложения переношу в блокнот, может быть, пригодятся для диалогов в сценарии. Остальные рву и выбрасываю.

Однажды я подумала, а что, если этими листами-жалобами обклеить комнату? Оригинальные получились бы обои…

Ну вот, иду я по тенистой набережной, любуюсь архитектурой и слышу за собой торопливые шаги, а потом и окрик:

— Аморе мио!

Это явно ко мне, потому что вокруг никого больше нет.

Оборачиваюсь!

О Боже! Лучше бы я этого не делала. Там — молодой! Жгучий! Брюнет! С пламенным взором! Темных глаз!

Я вспомнила! Я его уже встречала однажды, когда мне было пять лет. Это принц. Его прислала мне моя кукла Золушка.

— Поцелуй меня! — требует он. — В губы!

Но вместо этого я начинаю рассказывать ему, что приехала из Москвы, а у нас в Москве не привыкли так, сразу…

Узнав, что я проделала такой длинный путь, чтобы встретиться с ним, он воспламеняется еще больше.

Как хорошо, что испанский и итальянский так похожи. Мы прекрасно понимаем друг друга! Не то что в следующий раз, когда мой принц нашел меня в Германии, в городе Штутгарте, и ему хотелось говорить со мной исключительно по-немецки. А так как в немецком я совсем ничего не улавливаю, ни одного знакомого звука, то общение наше было весьма кратковременно. Но сейчас…

За мостом стоит его моторилла. И он катает меня по древнему городу.

Вот место, где сожгли Джордано Бруно. В память об этом событии воздвигнута статуя посреди площади. Статуя самого Джордано, закутанного в черный плащ и сердито глядящего из-под капюшона. А вокруг пестрый итальянский рывок.

А мы дальше несемся по улицам Рима. Мелькают развалины, обломки древних стен… Чтобы не свалиться, я обнимаю его стройное тело и чувствую, как стучит его сердце. А улицы такие извилистые. Дома мелькают перед моими глазами и в конце концов превращаются

в бесконечную грязно-оранжевую ленту. Подол моей красной юбки развевается сзади, как пламя рвущейся к звездам ракеты.

Я очень хотела научиться летать на дельтаплане и прыгать с парашютом. Но сперва родители умоляли не делать этого, а потом дочка была маленькая, и я боялась, если вдруг случится, что останется детка сироткой без ласки…

А тут словно чувствуя мое сокровенное желание, мой принц прибавил скорости, колеса моториллы плавно оторвались от земли, и мы стали набирать высоту.

Мы летели все выше и выше, желтые обломки древнего города остались далеко внизу. Начались песочного цвета горы, усаженные в некоторых местах оливковыми рощами, с бледно-серыми деревеньками вокруг. А дальше песочные горы сменились зелеными лугами, поделенными на прямоугольники, а потом луга сменились лесами. И я не помню, сколько времени длился этот полет. Помню, что было так хорошо, что я молила только об одном, чтобы он никогда не кончался.

Под нами полетели белые пушистые облака. Иногда мы ныряли в них и выскакивали, облепленные паром, как пеной. Потом под нами образовалась плотная масса из туч. Они были далеко, а над нами ослепительно синее небо и солнце…

А мой принц вздохнул и сказал:

— Чао, рогацци.

— Баста, — согласилась я, чувствуя, как сдавливает мое горло беспросветная грусть.

Он направил свою моториллу вниз, мы прорвались через плотные тучи и увидели под собой окруженный сбросившими листву лесами город, напоминающий огромную мартовскую лужу. Приземлившись, разбрызгивая слякоть, мы покатили по улицам этого города, где я мечтала в детстве научиться играть на арфе, но знакомый композитор-авангардист определил у меня полное отсутствие музыкального слуха. Там у окна сидела маленькая девочка и старательно раскладывала пасьянс растрепанными картами…

От дней, проведенных в солнечной Италии, у нас сохранилась фотография банкета в "Гранд Отеле", на которой Вася стоит у микрофона и благодарит гостеприимных хозяев, а за его спиной, на столе, выше человеческого


Содержание книги